Король-ворон - Мэгги Стивотер (2016)

Разум мальчишки-чародея скользил среди изорванных мыслей Кэйбсуотера, пытаясь понять, что было возможным, проецируя свои собственные образы, чтобы помочь Кэйбсуотеру понять цель воскрешения. Он не осознавал, что это куда более сложная для понимания концепция, чем сам Кэйбсуотер; Кэйбсуотер всегда умирал и оживал; когда все времена сливались воедино, воскрешение означало всего лишь перенесение сознания из одной минуты в другую. Кэйбсуотер мог легко представить, что значит жить вечно; но вот воскрешение человеческого тела, имеющего конкретный срок жизни – это очень трудно понять.

Кэйбсуотер изо всех сил старался показать чародею реальность, хотя при такой изношенности силовой линии было непросто передать нюансы. Те жалкие обрывки его способностей общаться с людьми сейчас действовали лишь потому, что с чародеем была дочь ясновидящей – как и всегда, она присутствовала здесь в какой-то форме, усиливая способности и Кэйбсуотера, и чародея.

Кэйбсуотер пытался дать им понять, что он – сама суть творения. Создания. Выстраивания. Он не мог развоплотить сам себя ради этой жертвы, потому что это противоречило его природе. Он не мог умереть, чтобы вернуть человека обратно таким же, как раньше. Было бы куда проще создать копию только что умершего человека, но им не нужна была копия. Они хотели получить обратно того, кого только что потеряли. Невозможно воскресить его без изменений; его физическое тело было бесповоротно мертво.

Но, возможно, Кэйбсуотеру удастся трансформировать его в нечто новое.

Ему просто нужно вспомнить, какие они, люди.

Кэйбсуотер посылал чародею вспышки образов и нашептывал их дочери ясновидящей. Она направила свою магию зеркала в сторону деревьев, еще остававшихся в Кэйбсуотере, и прошептала «прошу вас», и тогда tir e'elintes узнали в ней свою.

А затем Кэйбсуотер принялся за работу.

Люди были такими запутанными и сложными существами.

Когда он принялся разматывать жизненные нити, лишенный всех своих сновиденных вещей, оставшиеся деревья все вместе начали петь. Когда-то, давным-давно, они пели песни, подаренные им Грейуореном. Это была плачущая восходящая мелодия, исполненная одновременно и горя, и радости. И по мере того, как Кэйбсуотер снимал все наносное, оставляя лишь самую суть своей магии, деревья начали падать, одно за другим.

Печаль дочери ясновидящей пронзила лес, и Кэйбсуотер принял и ее тоже, и вдохнул ее в жизнь, которую сейчас создавал.

Еще одно дерево рухнуло, и еще одно, и еще, а Кэйбсуотер снова и снова возвращался к людям, пришедшим к нему с этой просьбой. Ему нужно было вспомнить, какие они. Ему нужно было не забыть уменьшиться до человеческих размеров.

По мере того, как лес уменьшался, отчаяние и изумление Грейуорена потоками полились сквозь Кэйбсуотер. Деревья успокаивающе напевали ему песню о возможностях, и о силе, и о снах, а затем Кэйбсуотер собрал его изумление и вложил в жизнь, которую создавал сейчас.

Наконец, томительное сожаление чародея оплело оставшиеся деревья. Кто он без всего этого? Обычный человек, человек, человек. Кэйбсуотер в последний раз прижался листьями к его щеке, а затем они унесли эту человечность и вложили ее в жизнь, которую Кэйбсуотер создавал сейчас.

Он почти оформился как человек. Этого должно быть достаточно. Ничто в этом мире не идеально.

Дорогу Королю-ворону!

Последнее дерево рухнуло, и лес исчез, и воцарилась полная тишина.

Блу коснулась лица Гэнси и прошептала:

– Проснись.

ЭПИЛОГ

Июньские вечера в Сингерз-Фоллс были очаровательны. Мир, раскрашенный множеством сочных, темных оттенков зелени. Деревья, везде были деревья. Адам вел маленький лоснящийся «БМВ», пропитанный запахом Ронана, по извилистой дороге обратно в Генриетту. Из аудиоплеера гремели ужасные техно-треки Ронана, но Адам не выключал их. Мир казался ему необъятным.

Он ехал обратно в трейлерный городок.

Время пришло.