Остаться в живых - Брэнд Макс (1998)

– А будет честно, если они тебя линчуют? – взорвалась Бобби. – Это, по-твоему, лучше?

«Линчуют»! Мне часто приходилось слышать это слово, но я никак не мог взять в толк, что имеет в виду Бобби. Ведь это был честный поединок, если, конечно, такая вещь, как честный поединок, вообще возможна. И тому наверняка есть много свидетелей. Те, кто заглядывал в дверь, должны были знать, что в меня выстрелили дважды, до того как я пустил в ход свой револьвер. Так при чем тут суд Линча?

Да, мне следовало бы побольше знать, как люди ведут себя в толпе, о том, как работают их мозги при необычно большом скоплении народа. Жаль, что я не выяснил этого намного раньше!

Я снова услышал голос доктора, звучавший так же четко, как прежде, но уже более официально. Внезапная тишина жутким холодом объяла толпу, когда он заговорил:

– Джош, суровый долг обязывает меня предупредить, что жить тебе осталось, возможно, всего несколько минут. Может, ты хочешь что-нибудь сказать нам? Если тебе есть что сообщить или передать, Джош…

Вопль Экера не дал врачу закончить фразу.

– Ты все врешь, док! – завизжал он. – Я и не подумаю умирать! Господь не даст мне умереть. Я слишком молод для этого. Во мне еще море сил… Бог не допустит, чтобы какая-то подлая, трусливая вонючка пришла и убила меня!

Тяжкий вздох пронесся над толпой. Все до единого, включая и меня, затаили дыхание. Слово «убийство», так и звучавшее в каждом вопле Джоша, похоронным колоколом гудело у меня в голове. Впрочем, не менее ясно его слышали, разумеется, и все остальные.

Руку мою снова энергично встряхнули.

– Ну, теперь-то ты уйдешь, Нелли Грэй? – сердито шепнула Бобби.

Я пребывал в таком состоянии духа, что едва слышал ее. Куда уж тут решительно следовать дельному совету! Меня словно бы обволокло каким-то серым туманом. И сквозь эту дымку пробивались единственная мысль, единственное чувство – меня должны оправдать. Я хотел сказать что-нибудь, хотел объяснить, что у меня не было другого способа защититься, что я стрелял только для самообороны. Меня так и тянуло прокричать эти слова прямо им в уши. И тут я услышал доктора:

– Джош, каким бы сильным ты ни чувствовал себя сейчас, я все-таки обязан предупредить: через несколько минут ты будешь мертв. Мой долг – честно сказать об этом.

– Будьте вы прокляты – и ты, и твой долг! – прокричал, задыхаясь, Джош. – О, я знаю, он убил меня! Он пришел и убил меня! Я хочу видеть его. Хочу видеть его лицо!

Толпа расступилась, словно околдованная этой просьбой. Мужчины обратили ко мне каменные лица. Железные руки схватили меня и поставили перед Экером.

Он ужасно изменился за эти несколько минут. Лицо совсем побелело, а всю грудь, теперь обнаженную, заливала кровь. Но самым ужасным было то, как напряглись его щеки и выпучились глаза, когда он узнал меня.

Джош вскинул руку – как хотелось бы мне избавиться от этого воспоминания! – и пригрозил кулаком.

– Ты, пес! Ты, собака! – захрипел Джош. – Ты прокрался сюда, замышляя убийство, и убил меня! Да, ты убил меня! Ты сделал это! Я налагаю на тебя проклятие! Я заклинаю воду, которую ты пьешь, и воздух, которым ты дышишь, и пищу, которую ты ешь. Пусть все это задушит, отравит, погубит тебя. Я проклинаю…

Он задохнулся на середине, совсем обессилев. Невозможно описать, как эти слова поразили меня. Грудь стеснило от страха, а сердце содрогнулось и сжалось в комок. Это были совсем не те слова, каких можно ожидать от грубого и неотесанного парня вроде Джоша, обычного ковбоя, то есть пастуха. Он мог обругать меня по-черному, мог заклеймить самыми крепкими выражениями. Но столь необычный и жуткий способ наложения проклятия привел меня в ужас. И страшнее всего было то, что слова эти исходили из уст умирающего.

Невыносимый холод сдавил мне горло, как будто я вдохнул леденящего мокрого тумана. И сразу стало нечем дышать.

В этот-то момент Джош как раз и умолк.