Принцесса викингов - Симона Вилар (1996)

– Что же делать, Бран? А вдруг преподобный Франкон все-таки сможет помочь и окажется, что это всего-навсего хворь, которая передалась от Атли?

– Да сохранят ее боги от этого, – нахмурился викинг и склонился к Эмме. – Вот что я думаю. Тебе неможется именно в этом покое. Но чары не могли бы действовать, если бы здесь не было чего-то, что проникло сквозь обереги. Не касалась ли Снэфрид тебя при встрече, не оставила ли тебе какой-то колдовской знак, не чертила ли при тебе какие-то руны?

Эмма покачала головой.

– Нет. Однако она подарила мне вот это.

И она коснулась блеснувшего кровью креста.

Бран потер лоб. Сезинанда сказала:

– Этого не может быть! Крест изгоняет темные силы, а не притягивает их. К тому же мы с Эммой окропили его святой водой в соборе.

Не будь Бран лишь отчасти христианином, он бы усомнился. Но в душе он оставался все тем же язычником и порой после мессы направлялся в капище норманнских богов, чтобы жертвой привлечь их внимание к себе. Поэтому он сказал:

– Это красивая вещица, Эмма. Но неразумно было принимать подарки от дьяволицы.

Он потянул к себе украшение так, что цепочка лопнула. Крестик еще хранил тепло тела девушки, но Брану показалось, что он жжет ему ладонь.

– Ты вполне сможешь обойтись без него. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Но ведь это символ веры… – начала было Эмма, и Сезинанда согласно закивала.

– Все, что сказано о женском неразумии, – истинная правда, – нетерпеливо перебил их викинг. – Хорошо, если бы заклятие и в самом деле заключалось в этой безделушке. А теперь – отдохни. Выглядишь ты, право, неважно. Тебе необходимо поспать.

– Нет, только не это, – ужаснулась девушка, вспомнив ночные видения. Но спустя мгновение обратилась к Сезинанде:

– Пожалуй, я съела бы что-нибудь.

Бран и Сезинанда переглянулись. В последние дни Эмма не могла проглотить ни крошки. И то, что она почувствовала голод, – добрый знак.

Но когда Сезинанда с чашкой кислого молока и медовым пирожком вновь поднялась к Эмме, та уже сладко спала. Женщина поставила еду на ларь и какое-то время глядела на спящую, а затем бросилась в храм и вскоре возвратилась, ведя за собой монахов. Они принялись расхаживать по опочивальне, хлеща по стенам веточками освященного самшита и громко, нараспев, читая «Отче наш» и «Богородицу».

Эмма спала так крепко, что не слышала ничего. И это обеспокоило бы Сезинанду, если бы она внезапно не заметила, что на ее губах играет слабая улыбка. Она вздохнула с облегчением и отправилась искать мужа.

Брана она обнаружила в кузнице.

– Ты проявил мудрость, муж мой, но будешь еще мудрее, если как можно скорее найдешь способ избавиться от мерзкой безделушки.

У нее не хватило духу назвать подарок Снэфрид крестом.

Бран кивнул и указал на потемневший комок металла, сплющенный молотом кузнеца:

– Сегодня я сам отправлюсь за город, чтобы утопить его в болоте. Не хочу поручать этого никому, ибо люди слабы и могут позариться на проклятый металл. И тогда он станет словно кольцо оборотня Андвари[33]…

Эмма проснулась под благовест колоколов, звавших к заутрене. На дворе было еще темно, но она чувствовала себя гораздо лучше и с удовольствием съела все оставленное Сезинандой, ничуть не заботясь, что пирожок успел зачерстветь, а молоко совсем свернулось. После этого она разбудила спавшего у порога мальчика-прислужника, велев ему позвать Сезинанду, чтобы вместе с нею отправиться в храм.

– Не лучший из дней ты выбрала для посещения службы, – заметила Сезинанда, застегивая ремни обуви девушки. – Сегодня в город явятся прокаженные, не хотелось бы повстречаться с этими людьми, оставленными Богом.

– Ты стала настоящей женщиной викинга, – усмехнулась Эмма. – Боишься проказы, как норманны. Однако я уже решила, что мне следует возблагодарить Бога за то, что я чувствую себя настолько лучше.