Скала - Питер Мэй (2012)

Два ассистента в белом, в больших желтых резиновых перчатках, вкатили тележку с телом из холодильной комнаты напротив и перенесли труп на стол для вскрытий. Ангел Макритчи был крупным мужчиной — крупнее, чем Фин его помнил, и фунтов на пятьдесят тяжелее; он мог бы украсить собой любую драку за мяч в регби. Густые черные волосы, которые он унаследовал от отца, стали редкими и почти полностью поседели. Бледная кожа покойника казалась восковой. Когда-то насмешливые губы и крепкие кулаки выглядели обескровленными, безжизненными. Они больше никому не могли причинить эмоциональной и физической боли, на которую были так щедры в школьные годы.

Фин глядел на покойного, стараясь оставаться бесстрастным, но даже в смерти Ангел заставлял его сжиматься и чувствовать тошноту от страха. Взгляд полицейского блуждал по чудовищном разрезу на животе Макритчи. Вздувшиеся, розово-коричневые петли тонкой кишки вывалились сквозь дыру в брюшной стенке. Их удерживала полоска жира, которая называлась «брыжейка» — это Фин помнил по вскрытию в Эдинбурге. В разрезе смутно виднелись контуры толстой кишки. Бедра убитого покрывала засохшая кровь и телесные жидкости. Маленький вялый пенис напоминал сушеную фигу. Фин обернулся и увидел: инспектор Ганн стоял у дальней стены, почти прижавшись к окну. Он был очень бледен.

Профессор Уилсон взял кровь из бедренных вен, а затем — пробу стекловидного тела глаз. Фину всегда было трудно смотреть, как игла входит в глазное яблоко. Глаза казались ему особенно уязвимыми.

Еле слышно бормоча в маленький диктофон, профессор осмотрел сначала ступни трупа, затем — ноги, отметив красно-фиолетовые синяки на коленях, и перешел к разрезу на животе.

— Хмм! Рана начинается в левой верхней части живота, заканчивается в нижней правой, а потом почти исчезает, превращаясь в царапину.

— Это важно? — спросил Фин.

Профессор выпрямился.

— Это означает, что лезвие, которым нанесли рану, прошло через живот справа налево, если смотреть глазами убийцы.

Инспектор внезапно понял.

— В Эдинбурге рана шла слева направо. Значит, первый убийца — правша, второй — левша?

— Этого мы определить не можем, Фин. Уж ты-то должен это знать! Можно по-разному ударить одной рукой. Ясно только, что раны разные, — Уилсон провел пальцем в латексной перчатке по верхнему краю раны, где кожа высохла и потемнела. — Тот убийца в Эдинбурге нанес более глубокую рану — брыжейка отделилась от забрюшинного пространства. Ты помнишь, тогда у жертвы между ног петлями висело фута три тонкой кишки. Петли были частично разрезаны и опорожнены. — Фин вспомнил, как пахло на месте преступления, как залитый кровью асфальт пятнали бледно-зеленые и желтые полосы. На вскрытии опорожненная тонкая кишка была темно-золотого цвета, а не розовая, как у Ангела. — Так, тут немного вылез сальник, тут поперечно-ободочная кишка… — Профессор тщательно измерил рану. — Двадцать пять с половиной сантиметров. По-моему, короче, чем в Эдинбурге, но это надо будет проверить. Да, и жертва гораздо толще — у убийцы была отличная мишень.

Затем Уилсон подверг внешнему осмотру ладони и руки трупа, отметив синяки на локтях. В руки, покрытые старыми шрамами, въелась нефть; патологоанатом соскреб немного черной субстанции из-под обкусанных ногтей.

— Любопытно! Непохоже, чтобы убитый пытался отразить нападение. Никаких следов борьбы: ни травм, ни кожи под ногтями…

Внимательное изучение грудной клетки также показало отсутствие травм. Однако на шее обнаружились синяки, такие же красно-фиолетовые, как на коленях и локтях. Ряд из четырех круглых синяков на левой стороне шеи, два из четырех — диаметром в полдюйма, и одна овальная отметина покрупнее справа.