Ледокол - Валерий Рощин (2016)

Семья Петровых проживала в общежитии Балтийского морского пароходства, располагавшемся недалеко от порта. Всего в пароходстве было около десятка общежитий, включая два недавно построенных. Но Петровых угораздило поселиться в самом старом и обшарпанном — типичной общаге застойных времен. Здание встречало своих жильцов давно не крашенными стенами холла, скрипучими ступеньками лестницы, длинными коридорами с облезлыми деревянными полами, тусклыми лампочками под серыми потолками, развешенным для сушки бельем и висящими по стенам тазами и велосипедами. И, конечно же, ставшим для многих привычным кисловатым коктейлем из запахов хлорки, плесени и пригоревшей пищи. В одном конце коридора находился общий туалет с единственной душевой комнатой, в которую всегда стояла очередь. В другом — общая кухня со страшными плитами и двумя немытыми окнами.

Комнатка Петровых была стандартной — 17 квадратных метров. В углу стояла кровать, впритирку к ней — платяной шкаф. Под окном обитал стол с тремя стульями. По левую сторону от окна висела полка с кухонной утварью, по правую — полка с книгами. На казенной тумбочке в ближнем углу мерцал экраном небольшой черно-белый телевизор. Далее цветастой ширмой была отгорожена детская кроватка. У входной двери красовалась недавно купленная «прихожая» — узкий шкафчик, в котором помещалась верхняя одежда семьи Петровых. Вот и вся нехитрая обстановка.

Комнату в этом общежитии Андрей Петров получил давно — еще до рождения Федора. Тогда он ходил на «Воронине» по Балтийскому морю в должности старшего помощника капитана. Выдавая направление на заселение, один из заместителей начальника Балтийского пароходства уверил:

— Это на первое время. Как обзаведешься ребенком — обязательно дадим квартиру. Ну, или комнату в приличной коммуналке…

«Первое время» затянулось на несколько лет. Супруга и друзья подталкивали Андрея:

— Сходи на прием к начальнику пароходства. Ты же капитан большого судна, а живешь хуже простого матроса!

Он долго сопротивлялся:

— Что, они не знают, как я живу?

Но незадолго до выхода в Антарктиду Андрей все-таки собрался с духом и записался на прием.

Начальник пароходства выслушал молодого капитана, устало вздохнул и, полистав какую-то папку, сказал:

— Понимаю вас, Андрей Николаевич. Но помочь пока ничем не могу. Худо у нас стало с жильем. Совсем худо. Ваша семья стоит в очереди на улучшение одной из первых.

— Может быть, хотя бы в коммунальную квартиру? — теряя последнюю надежду, спросил Петров. — Трудновато в общежитии с пятилетним ребенком.

— Понимаю… Как только появится приемлемый вариант — сразу переедете. Обещаю…

* * *

Люда сидела за единственным столом, бывшим для семьи и обеденным, и рабочим. Перед ней стояла пишущая машинка с заправленным листом бумаги. Быстро печатая текст, она изредка прерывалась, откидывалась на спинку стула и, прищурившись, смотрела за окно или заглядывала в лежащий рядом блокнот. Проработав очередную фразу, вновь придвигалась к машинке и стучала по клавишам…

Супруга Андрея работала в редакции одной из ленинградских газет. Сегодня она должна была сдать готовый материал на первую полосу; оставалось лишь добить последний абзац и в последний раз внимательно вычитать текст.

На другом стуле по соседству с мамой трудился пятилетний Федор: сопя, он старательно заканчивал рисунок.

— Мама, — позвал он, отложив карандаши.

— Что, Федя?

— Посмотри. — Мальчуган подвинул ей свое творение.

На листе был изображен плывущий по морю ледокол. Вокруг летали чайки, сверху светило солнце. На палубе ледокола стояли три фигурки. Люда сразу догадалась, что Федя изобразил ее, Андрея и себя.

Незаметно вздохнув, она нашла в себе силы улыбнуться и похвалить:

— Отличный у тебя получился рисунок. Ты молодец.

— Мам, а можно его повесить туда? — показал Федор на стену, где висели почетные грамоты родителей и семейные фотографии.