Ледокол - Валерий Рощин (2016)

После обеда Севченко собрал команду и полярников в кают-компании. На повестке дня собрания стоял важный вопрос об усилении режима экономии. Из-за последних событий топлива на борту оставалось критически мало, а ледокол «Новороссийск» находился еще слишком далеко. От решения данного вопроса зависело многое.

В первых рядах сидели Петров, Банник, Черногорцев, Зорькин, кок Тимур, Тихонов, Беляев и Кукушкин. После прошедших похорон лица у всех были хмурые.

Севченко обвел присутствующих взглядом и сразу предоставил слово Черногорцеву.

— Топлива осталось немного — кот наплакал, — сказал тот, встав с места и обернувшись к «зрительному залу». — Если урежем отопление и перестанем давать свет, то запасов все равно надолго не хватит.

— Выражайтесь конкретнее, — попросил Валентин Григорьевич. — Насколько его хватит?

— Максимум — трое суток, — ответил старший механик. И безрадостно добавил: — Так что, если «Новороссийск» не поспеет — замерзнем.

— Должны успеть, — подал голос Зорькин.

Постукивая карандашом по столу, Севченко молчал, отчего многие присутствующие чувствовали себя неловко. Ведь это по их милости «Громов» с экипажем оказался в таком затруднительном положении.

Паузу прервал Тихонов.

— Товарищ капитан, а со мной что теперь будет? — произнес он виноватым голосом. — Под арест, а потом под суд?

Севченко поднял взгляд и посмотрел на него так, будто видел впервые.

— Тогда уж всех, — встрял Беляев.

На эту реплику капитан намеревался ответить, но его прервал грохот — в кают-компанию ворвался Цимбалистый. Тяжело дыша, он принялся мычать и энергично жестикулировать. При этом под его ногами, поскуливая и лая, путалась Фрося.

«Зрители» загудели.

— Что? — не понимая боцмана и морщась от поднявшегося шума, переспросил Севченко.

Еще более распаляясь и злясь оттого, что до команды не доходит смысл его жестов, боцман описывал руками большую дугу, изображая айсберг, и тыкал пальцем в сторону кормы.

— Я не слы… Кто-нибудь его понимает? — начал раздражаться Севченко.

Цимбалистый был в отчаянии. Его никто не хотел понимать! Проклятые голосовые связки не работали, а изъясняться жестами он толком так и не научился.

Бросив безнадежное занятие, он попросту махнул рукой, призывая последовать за ним, и выскочил в коридор.

Опытного боцмана никто раньше не видел в таком возбужденном состоянии. А потому в зале кают-компании задвигались стулья — народ устремился к выходу.

Первыми за Цимбалистым побежали Петров и Севченко…

* * *

Когда народ вывалил из надстройки на палубу и переместился ближе к корме, причина беспокойства боцмана стала ясна.

— Мать моя!.. — тихо простонал Севченко, оценив резко изменившуюся дистанцию до айсберга.

Цимбалистый трижды кивнул, показывая, что именно это он и имел в виду.

Подошедшие Банник, Зорькин, Кукушкин, Беляев и несколько матросов подавленно взирали на безрадостное зрелище. Огромная ледяная гора, покрытая снегом, угрожающе покачивалась в полумиле. При этом, яростно разламывая льдины, она на приличной скорости продолжала приближаться к судну.

Держась за поручни ограждения, Банник заглянул за борт. И тут же в ужасе отшатнулся: двигаясь к «Громову» льдины дыбились, наезжали друг на друга и издавали жуткий треск. Самая верхняя поднялась настолько высоко, что едва не достигла уровня палубы.

— Шо творит, а! — пробасил он. — Прямо на нас лезет, гад!

Положение было критическим. Матросы и полярники растерянно переглядывались. У бледного Кукушкина от ощущения собственного бессилия перед природной стихией на глазах навернулись слезы.

— Все, отходились, — сплюнул за борт Зорькин.

— Спокойно, товарищи, — сказал Петров, внимательно наблюдая за движениями «Семен Семеныча». — Это может стать нашим шансом.

— Шо? — недоуменно переспросил Банник. И ткнул пальцем в ледяную гору: — Вот это?..