Атомка - Франк Тилье (2014)

На том берегу зажегся мощный фонарь, луч был направлен на него. Шарко инстинктивно присел, спрятался за лодкой, вытянул было вперед руку с пистолетом, но сразу понял, что нет смысла. Нет смысла стрелять — цель слишком далеко.

Фонарь между тем зажигался и гас, зажигался и гас. Иногда зажигался надолго, иногда только на миг.

Азбука Морзе.

Шарко выучил ее когда-то в армии. Но откуда, черт побери, убийца мог знать об этом? Он постарался вспомнить. А — точка, тире… Б — тире, три точки…

Сигналы там, напротив, возобновились, и Шарко, наплевав на мороз и снег, сосредоточился.

Х.О.Р.О.Ш.А.Я.И.Г.Р.А.С.К.О.Р.О.К.О.Н.Е.Ц.П.А.Р.Т.И.И.

Он снял перчатку и дрожащей рукой стал с помощью собственного фонаря посылать ответные сигналы.

Я.Т.Е.Б.Я.У.Б.Ь.Ю.

Фонарь напротив теперь горел не угасая. Потом вдруг — полная темнота.

Шарко прищурился. Силуэта на том берегу не было видно.

Комиссар понимал, что нет никакого смысла гнаться за убийцей. Тот и так простоял на виду минут десять, это слишком много. Шарко поднялся в полный рост, он был в тупике. Кто он, этот псих, который разгуливает в комбинезоне для подводного плавания? Нет, не в психозе дело: это ведь способ не оставить никаких следов, никаких отпечатков. И кстати, легко скрыться в случае опасности…

Подавляя в себе бессильную ярость, полицейский сел в лодку, взялся за весла и стал грести, продвигаясь вперед по черно-зеленой воде между стальными колоссами с треснувшей носовой частью, с разъеденными ржавчиной внутренностями. «Стремительный», «Южный ветер»… Все они тут, все они снова на свидании с ним, как шесть лет назад.

А вот наконец-то и «Куртизанка», торговое судно впечатляющих размеров: тридцать восемь метров в длину, трюм с крышей, напоминающей спину кита… Название крупными буквами на корпусе, наполовину стертое временем… Шарко аккуратно сманеврировал и оказался у лесенки. Пришвартовался, привязав лодку к перилам, поднялся на корму, двинулся по палубе, перелезая через снасти и топча осколки стекол от окна рубки… Нет, это совершенно нереально: он снова здесь! Полицейский, тяжело дыша, посмотрел на берег: черные кроны больших неподвижных деревьев, толстые стволы замыкают воду в кольцо… Может быть, убийца Глории до сих пор там — притаился и наблюдает за ним из тьмы.

Теперь надо спуститься в трюм. Пахло сырым железом и впитавшим влагу деревом. Ему никогда не было так трудно спускаться, как сейчас: из головы не выходило изрезанное тело юной жертвы. В тот раз она ждала его прямо за закрытой металлической дверью, в разгаре лета, в страшную жару — 37–38 градусов. Нынче не больше нуля.

Убийца замазал ее раны прополисом. Как только я открыл дверь, прополис начал таять, а девочка истекать кровью…

Держа в правой руке оружие со взведенным курком, он осторожно взялся левой рукой в перчатке за ручку двери, медленно нажал, и дверь распахнулась.

Опять-таки с предельной осторожностью он вошел внутрь, осветил фонарем стены… и глаза его полезли на лоб.

Все стены были в фотографиях — его фотографиях. Сотни его фотографий в самых причудливых сочетаниях, наклеенные кое-как, налезающие одна на другую. Он на балконе своей квартиры, он у могилы Сюзанны… Крупные планы вперемежку со средними и общими… Снимки, сделанные в разных местах, в разное время суток, в разное время года, в разных ситуациях… Были тут и совсем давние фотографии. И самая мучительная из них — та, где он стоит с Сюзанной и маленькой Элоизой на берегу моря. Он бережно хранил эту фотографию дома в одном из альбомов. Как и другую, что рядом, — тут он в военной форме и ему нет еще и двадцати…

Стопка дисков на полочке ударила его еще больнее. На каждом диске — аккуратная этикетка с надписью. «Отпуск 1984 года» или «Рождение Элоизы». Никаких сомнений — это оцифрованные записи с восьмимиллиметровых кассет.

Все, все здесь. Вон даже кучка его служебных визиток.