Маяк - Филлис Джеймс (2008)

Время для Бентона остановилось и, на одну секунду потеряв ориентацию и контроль над собой, он укрылся в воспоминаниях. Ему снова было четырнадцать и вместе с дедом он стоял на гребне той скалы у побережья Дорсета. Дед, которого он всегда называл не иначе, как Хью, был во время Второй мировой войны летчиком-истребителем. Он был дважды награжден за боевые заслуги и после тех бурных лет никак не мог примириться с бескрылой жизнью на земле, где гибель лучших из его друзей оставила о нем чувство невольной вины за то, что он жив. Еще подростком Бентон, любивший деда и изо всех сил старавшийся ему угодить, ощущал, что под его резковатой, полунасмешливой манерой держаться, как под жестким панцирем, кроется чувство утраты и стыда. Хью был фанатичным альпинистом-любителем, видевшим в альпинизме — этой ничейной полосе между небом и скалами — нечто такое, что, как понимал мальчик, было гораздо больше, чем спорт. Фрэнсис (Хью никогда не называл его Бентоном) страстно жаждал разделить увлеченность деда, уже тогда понимая, что то, чему учил его дед, было преодоление страха.

Когда Фрэнсис учился на первом курсе университета, Хью погиб, упав со скалы в Непале, и увлечение Фрэнсиса отвесными скальными стенами поколебалось. Никто из его друзей не занимался альпинизмом. Жизнь его полнилась другими, более неотложными интересами. Но сейчас, в этот миг возвращения памяти, Бентон снова услышал голос деда: «Восхождение здесь высокой сложности — B.C., но, я думаю, ты к нему готов, Фрэнсис. Верно?» — «Да, Хью. Я готов».

Но голос, который он слышал сейчас, был голосом Джаго:

— Восхождение здесь — B.C. Но раз вы поднимались на Татру, вы должны быть к нему готовы. Порядок?

Бентон понимал, что это его последний шанс отказаться. Очень скоро ему придется стоять на узкой кромке каменистого, исхлестанного морем берега, готовясь к опасному восхождению, да еще, возможно, с убийцей. Он повторил в уме слова Кейт: «А.Д. говорил, что не видит Джаго в роли убийцы. А он до сих пор никогда не ошибался».

Он взглянул на Джаго и ответил:

— Я готов.

Бентон снял куртку и сквозь тонкую шерсть свитера тут же почувствовал прикосновение ветра, будто на спину ему положили холодный компресс. Надев и застегнув на себе снаряжение с привешенными к поясу карабинами, оттяжками и закладками, он примерил два шлема, надел тот, что подошел по размеру, и отрегулировал ремешок. Потом взглянул на Кейт. Лицо ее словно застыло от волнения, но она не произнесла ни слова. Он подумал, что она, возможно, хочет сказать: «Вам не обязательно это делать, я вам этого не приказывала». Однако он понимал, что переложить выбор на него означало бы для Кейт отказаться от ответственности. Она могла его остановить, но не могла приказать ему спускаться. И он сам не мог понять, почему это его так радует. Кейт достала из чемоданчика пластиковый пакет для вещественных доказательств и пару резиновых перчаток и протянула ему. Ничего не говоря, он сунул все это в карман брюк.

Он смотрел, как Джаго проверяет, надежно ли закреплены стропы вокруг каменной глыбы, потом продел веревку в карабин у себя на поясе. Теперь былые навыки возвращались легко и просто: веревку за правое плечо и вокруг спины. Никто ничего не сказал. Он вспомнил, что такие рутинные приготовления к скалолазанию всегда делались в молчании: это было формой целенаправленной мобилизации мужества и решимости, как если бы, думал он, дед был священнослужителем, а он сам мальчиком-прислужником и вместе они совершали некий безмолвный, но давно привычный священный обряд. Однако Джаго вовсе не был похож на священнослужителя. Пытаясь укротить страх с помощью черного юмора, Бентон сказал себе, что сам он скорее всего кончит тем, что станет священной жертвой.