Маяк - Филлис Джеймс (2008)

А сейчас, молча лежа рядом с ней, он вспоминал, как начался их роман. Это случилось в отеле в Лос-Анджелесе. Тот день был долгим и трудным, и в половине двенадцатого, когда Миранда наконец удобно устроила отца на ночь, Деннис увидел, что она стоит перед своим номером, прислонившись к двери и устало опустив плечи. Казалось, у нее нет сил вставить карточку в замок, и, подчинившись порыву, Деннис взял карточку из ее рук и отпер дверь. Он заметил, что лицо ее осунулось от изнеможения и что она вот-вот расплачется. Инстинктивно он обнял ее за плечи и помог войти в комнату. Она прижалась к нему, и через несколько минут — он теперь не мог четко вспомнить, как это произошло — их губы встретились и они стали страстно целовать друг друга, бормоча между поцелуями бессвязные слова любви. Он был смущен, он растерялся в сумятице охвативших его эмоций, но неожиданно проснувшееся желание оказалось сильнее всего, и они оба двинулись к кровати так естественно, словно давно были любовниками. Однако это Миранда вскоре овладела ситуацией, это Миранда мягко высвободилась из его объятий и, взяв телефон, заказала в номер шампанское — «для двоих и, пожалуйста, сейчас же!». Это Миранда сказала ему, чтобы он подождал в ванной, пока шампанское доставят, и это Миранда повесила на дверь снаружи табличку «Просьба не беспокоить!».

Сейчас все это уже не имело значения. Она влюбилась. Тремлетт пробудил ее к жизни, за которую она ухватилась с упрямой решимостью человека, прежде этой жизни лишенного. Она не собиралась выпускать ее из рук, а это означало, что она не собирается выпустить из рук и его — Денниса. Но он убеждал себя, что сам не хочет, чтобы она его отпустила. Ведь он ее любит. Если это не любовь, то как же еще можно это назвать? Ведь и в нем проснулись чувства и ощущения, прямо-таки пугающие своей силой: чисто мужской триумф обладания, благодарность за то, что он может дать — и получить — такое наслаждение, нежность, уверенность в себе, освобождение от страха, что одинокий секс — единственное, что ждет его в будущем, единственное, на что он способен, единственное, чего он заслуживает.

Но сейчас, когда он лежал на траве, ощущая приятную усталость после соития, его вдруг снова охватило волнение. Опасения, надежды, планы теснились в его голове, наталкиваясь друг на друга, словно шарики лотереи. Он знал, что нужно Миранде: брак, свой домашний очаг, дети. Он убеждал себя, что и он этого хочет. Она просто излучала оптимизм, тогда как ему все это представлялось далекой, несбыточной мечтой. Когда они говорили об этом, он выслушивал ее планы, стараясь их не разрушить, однако разделить ее веру в успех он не мог. Когда Миранда изливала ему свои мечты, рисуя картины воображаемого счастья, он с тревогой сознавал, что она на самом деле вовсе не знает своего отца. Казалось странным, что она, дочь Оливера, всю жизнь жившая с ним вместе, объехавшая с ним весь мир, гораздо меньше знает о сущности этого человека, чем узнал он всего лишь за двенадцать лет. Тремлетт понимал, что Оливер ему недоплачивает, нещадно его эксплуатирует, не полностью ему доверяет, если речь не идет о совместной работе над очередным романом. Но ведь зато он так много получил, работая с ним: возможность уйти от шума, от насилия, от унизительной должности учителя в единой средней школе перенаселенного бедняцкого района, а затем — от неопределенности и нищенских заработков нештатного литредактора; а что уж говорить об удовлетворении от участия, пусть даже малого и непризнанного, в творческом процессе, когда видишь, как множество несвязных мыслей связываются друг с другом и объединяются в роман. Деннис редактировал придирчиво: каждая четкая буква, каждое вписанное в текст добавление и каждое вымарывание доставляли ему прямо-таки физическое наслаждение. Оливер не разрешал издательским литредакторам править его рукописи, и Деннис понимал, что на самом деле его работа выходит далеко за пределы простого редактирования. Оливер ни за что их с Мирандой не отпустит. Никогда.