Маяк - Филлис Джеймс (2008)

— Очень надеюсь, что уезжает, — ответил Мэйкрофт и взглянул на Марка Йелланда. — Вы полагаете, его новый роман принесет вам неприятности?

— Роман, несомненно, окажет свое влияние, ведь он выйдет из-под пера Оливера. Книга станет настоящим подарком Движению за освобождение животных. Мои исследования всерьез оказались под угрозой, да и моя семья тоже. У меня нет ни малейшего сомнения, что образ якобы придуманного им директора будет воспринят как мой портрет. Разумеется, я не смогу подать на Оливера в суд, и он прекрасно это знает. Огласка — последнее, чего мне не хватает. Ему сообщили такие вещи, какие он не имел права знать.

— Но разве не все мы имеем право знать такие вещи? — тихо спросил Стейвли.

— Нет, не имеете, если их могут использовать для того, чтобы сорвать исследования, спасающие людям жизнь. Нет, если они попадают в руки невежественных идиотов. Надеюсь, он и правда собирается уехать с острова завтра. Кум слишком мал для нас двоих. А теперь, если вы позволите, я не стану ждать кофе.

Йелланд скомкал салфетку, бросил ее на тарелку и, кивнув Джо, тотчас же ушел. Наступившую тишину нарушил звук закрывающейся двери лифта.

— Прошу прощения, — сказал Мэйкрофт. — Это просто катастрофа. Я должен был каким-то образом это прекратить.

Джо доедала суфле с явным удовольствием.

— Да что вы все время извиняетесь, Руперт? Вы вовсе не обязаны отвечать за все, что происходит на этом острове. Марк Йелланд решил пообедать в Кум-Хаусе только для того, чтобы схватиться с Натаном, и Натан ему подыграл. Принимайтесь за суфле, вы оба! Оно оседает!

Мэйкрофт и Стейвли взялись за ложки. В этот момент раздался неожиданный гулкий треск, словно звуки отдаленного ружейного залпа, и поленья в камине вдруг ожили, ярко вспыхнув. Джо Стейвли сказала:

— Ветреная будет ночь.

8

Когда жена Гая Стейвли уезжала в Лондон, он терпеть не мог ночные бури: какофония стонов, воплей и завываний поразительно напоминала человеческие рыдания о его собственных утратах. Но сегодня, когда Джо была дома, неистовство бури за каменными стенами коттеджа «Дельфин» лишь успокаивающе подчеркивало уют и защищенность домашнего очага. Однако к полуночи самое худшее было уже позади, и остров спокойно лежал под выступающими на небе звездами. Гай взглянул на одну из двух одинаковых кроватей, где, поджав под себя ноги, сидела Джо. Ее розовый атласный халат туго облегал тело под самой грудью. Она часто одевалась вызывающе, порой до неприличия, и при этом казалось, что она не осознает производимого этим эффекта; но после любовных ласк Джо всегда тщательно прикрывала свою наготу с застенчивостью невесты викторианских времен. Это была одна из ее причуд, которую Гай после двадцати лет семейной жизни полуосознанно находил милой и трогательной. Ему хотелось бы, чтобы кровать была двуспальной, чтобы можно было просто протянуть к Джо руки и как-то, без слов, выразить свою благодарность за ее открытую, щедрую сексуальность. Уже четыре недели, как она возвратилась на Кум и, как всегда, вернулась так, будто никогда и не уезжала, будто их семейная жизнь была вполне обычной семейной жизнью. Гай влюбился в Джо с их первой встречи — а он был не из тех, кто легко влюбляется, не из тех, кто способен к переменам. Других женщин для него не существовало. Он понимал, что у нее все это совершенно иначе. Она сказала ему об этом утром, перед тем, как, отбросив в сторону условности, они вместе вышли из квартиры, чтобы зарегистрировать брак.

— Я люблю тебя, Гай, и думаю, что не перестану любить тебя, но я не влюблена. Со мной такое уже случилось однажды. Это была сплошная мука, унижение и — предостережение. Так что теперь я собираюсь спокойно жить с человеком, которого уважаю, к которому отношусь с нежностью, с которым хочу прожить всю свою жизнь.

Тогда это условие показалось ему вполне приемлемым, да и теперь он считал точно так же.

А сейчас она сказала старательно небрежным тоном: