Маяк - Филлис Джеймс (2008)

Было почти девять часов, когда он позвонил, чтобы принесли завтрак, и лишь через полчаса после этого он спустился на лифте в свой кабинет. К этому времени ему отчасти удалось как-то разобраться с неотступными ночными страхами, но они оставили неприятный осадок, словно дурное предчувствие, от которого он не мог избавиться даже во время успокаивающе привычной церемонии утреннего завтрака. Несмотря на то что Мэйкрофт запоздал, миссис Планкетт явилась буквально через пять минут после его звонка: небольшая вазочка с черносливом, бекон, зажаренный до хруста, но не затвердевший — как раз такой, как он любит, яичница на квадратном ломтике хлеба, поджаренном в беконном сале. Кофейник с кофе и подсушенный хлебец были доставлены в тот самый момент, когда до них дошла очередь, вместе с домашним апельсиновым джемом. Он съел свой завтрак, не испытывая всегдашнего удовольствия. Казалось, эта еда во всем ее совершенстве будто специально приготовлена, чтобы подчеркнуть физический комфорт и гармоничный порядок его жизни на Куме. Мэйкрофт не чувствовал себя готовым снова начать все сначала, его пугали сложности и напряжение сил, связанные с приобретением собственности и устройством нового дома теперь, когда он остался в полном одиночестве. Но если Натан Оливер приедет, чтобы поселиться на острове Кум навсегда, в конце концов именно так ему — Руперту — и придется сделать.

Войдя в кабинет, Мэйкрофт увидел, что Адриан Бойд уже сидит за своим столом, пощелкивая клавишами счетной машинки. Его удивило, что Бойд работает в субботу, но он тут же вспомнил, как Адриан упомянул накануне, что ему придется прийти на пару часов, чтобы закончить работу над декларацией по НДС и проверку счетов за последний квартал. И все равно, начало дня было каким-то необычным. Оба они пожелали друг другу доброго утра, и в кабинете воцарилось молчание. Мэйкрофт взглянул на стоящий напротив стол, и ему вдруг показалось, что он видит за ним совершенно незнакомого человека. То ли у него разыгралось воображение, то ли и на самом деле Адриан выглядел как-то по-другому: лицо было напряженным и еще более бледным, чем обычно, вокруг тревожных глаз темные круги, движения какие-то скованные. Он взглянул еще раз. Рука его сотоварища застыла на бумагах. Неужели и он провел беспокойную ночь? Неужели и у него возникло зловещее предчувствие несчастья? И Руперт с новой силой осознал, до какой степени он привык полагаться на Бойда: на его спокойную деловитость, на молчаливую товарищескую поддержку в совместной работе, на его благоразумие, которое казалось самым привлекательным и полезным из всех достоинств, на его смирение, ничего общего не имевшее с самоуничижением или раболепием. Они оба никогда не касались чего бы то ни было из личной жизни каждого. Почему же тогда Руперт чувствовал, что Адриан понимает и принимает его неуверенность, его горе о погибшей жене, о которой он мог не думать по многу дней, а потом вдруг ощутить такую тоску по ней, с какой просто невозможно совладать? Он не разделял религиозных убеждений Бойда. Может быть, он просто чувствовал, что рядом с ним по-настоящему хороший человек?

Все, что ему было известно об Адриане, он услышал от Джо Стейвли в момент ее никогда больше не повторявшегося порыва откровенности. «Бедняга, смертельно пьяный, упал ничком, служа Божественную литургию. Благочестивая старушка как раз преклонила колена, потир уже был у ее губ, но Адриан, падая, сбил ее с ног. Вино расплескалось. Поднялся крик. Прихожане остолбенели от ужаса. Самые наивные решили, что священник умер. Я так понимаю, что до тех пор и прихожане, и епископ мирились с его маленькой слабостью, но на этот раз он сильно перебрал».