Ад & Рай - Георгий Зотов (2011)

– Ахурамазда издавна милостив к нам, – поднял холёную ладонь Артабан. – Но его милость не вечна. Парфия тратит больше, чем способны подарить боги. Возрадуемся, что треугольную тетрадрахму охотно берут за пределами царства, и никто не знает: мы уже давно не чеканим её из золота, а делаем из прессованной пальмовой коры, которую кочевники употребляют во время низменных нужд, когда в песчаных барханах им прихватит живот.

Он задумался, почёсывая ухо пантеры, – та жмурилась, урча.

– Кстати, визирь… у нашего гостя есть жалобы?

Вельможа оторвался от отражения в зеркале.

– Слава Ахурамазде, гость в прекрасном настроении. – Борода визиря вновь подмела пол. – Правда, просится погулять… говорит, что устал сидеть в клетке, пусть даже и золотой. Он обожает наш город…

Артабан замолчал, глядя в красный потолок с подвесками из свечей. Из окон звучала мягкая музыка: ритмичное постукивание по барабанам – её играли рабы для создания хорошего настроения.

– Ну что ж… – благосклонно шепнул Артабан. – Почему бы и нет? Выведи его из дворца после наступления сумерек, как обычно. Тиберий заплатил за гостя чистым золотом: покойнику не откажешь в мудрости. Недоброжелатели, ищущие этого человека, не сунутся во дворец злейшего врага Рима. Иди к нему, уже скоро стемнеет. Пусть стража отведёт гостя по его выбору – либо на базар Трёх Рек, либо на Рынок Прелестниц, либо на Конную площадь у храма Ахурамазды. Ступай и скажи главному жонглёру – я жду её, она может войти.

…Тяжело поднявшись с колен, визирь замер в поклоне и тут же исчез за зеркальной дверью. Вместо него в тронном зале появилась средних лет женщина с толстыми губами, сладким взглядом и грудью на зависть арбузам. Танцы парфянских жонглёров были популярны далеко за пределами царства. Эти люди умели ходить по канату, плеваться изо рта огнём, искусно выпускать из ушей цветную пыль и делать другое, неподвластное разуму. Суеверные римляне называли эти колдовские штуки «эффектус». Пав на колени, женщина поцеловала зеркальный пол у подножия трона с истовой страстью.

– Здравствуй на тысячу лет, о царь царей!

– И тебе приятной жизни, Спилурберия, – приветствовал её Артабан мелодичным голосом. – Я возлагаю большие надежды на жонглёров, они для меня – важнее, чем армия. Ведь благодаря жонглёрам и «эффектус» парфянский образ жизни известен во всём мире, и народы мечтают ему подражать. Не будь вас, кто знал бы о нашем тёмном напитке из жареных орехов, что на вкус не лучше коровьей слюны? Но жонглёры славят его, и другие царства платят за этот напиток золотом. Скажи, чем скоро порадуют меня твои люди?

Женщина с опаской покосилась на леопардов.

– Жестокими зрелищами, о царь царей. – Она звякнула браслетами на руках. – Будет много огня и криков, а лучшие девушки обнажат свои груди, купаясь в крови врагов. Мы расскажем языком танца страшную историю: как злые римляне пробрались в Парфию, чтобы испортить нашу жизнь и свергнуть царя с Павлиньего трона. Из охваченного хаосом Рима наши враги вывезли колдовской меч для уничтожения Парфии… однако смелые парфянские воины объединились, чтобы…

Артабан нетерпеливо, с досадой взмахнул рукой.

– Прекрасно, женщина. Это, конечно, уже было сто раз. Но славно, что жонглёры вернулись к Риму как образу нашего главного врага. Мне не очень нравились представления, где врагами выставляли кочевников либо стада верблюдов. Римляне, конечно, привычнее – и это принесет нам дополнительные сборы треугольных монет. Жалую тебе благовонное масло. Однако помни – я хочу что-то новенькое.

– О да, лучший из царей, – улыбнулась Спилурберия. – У меня есть сюжет для танца жонглёров, пускай и без огня, но всего за десять тетрадрахм. Это – про любовь. Мужчина и женщина волею случая знакомятся на улице в Ктесифоне. Он – владелец невольничьего рынка, и она – простая рабыня, но он об этом не догадывается…

Лицо царя сделалось таким, будто он сел на дикобраза.