Лес теней - Франк Тилье (2019)

– Время, – сказал он, сморщась. – Наслаждение должно длиться. Подступать, отступать. Усиливать возбуждение, потом уменьшать, и так до бесконечности, словно приливы и отливы. – Он запрокинул голову и сделал глубокий вдох, лицо его разгладилось. – Это так сложно, – добавил он. – Страдание становится удовольствием, а затем удовольствие снова трансформируется в изначальное страдание. Хуже наркотика. В сто раз хуже… И в сто раз лучше.

Давид не мог произнести ни слова. В голове крутились картинки истерзанных мужей, к ним примешивались лица его погибших жены и дочери. Он с трудом дышал, но инстинктивно тем временем пытался ослабить узлы.

– Обожаю чувствовать ваш страх! – воскликнул, приближаясь к нему, убийца. – Вечный, неизменный, идущий из глубины веков. У всех моих жертв перед смертью был такой же взгляд, как и у тебя. Давид, Давид! Самое большое наслаждение не в заключительном акте, а в том, что подводит к нему. Доминирование. Разрушение. Момент, когда жертвы теряют человеческий облик, когда становятся… животными!

Его рука поглаживала вазу.

– Я держусь только благодаря этому, – признался Дофр, указывая на розовый предмет. – Знаешь, что я вижу в этой вазе? Знаешь, что она для меня? – Он плотоядно засмеялся. – Вагина! Девственная вагина! А ручка этого инвалидного кресла? А эти фаянсовые кувшины? Отвечай, Давид! Ты способен! Ты же специалист по серийным убийцам!

– Но Бу… Бурн… – залепетал молодой человек.

– А! Бурн! Бурн, Бурн, Бурн… – Дофр отвратительно хохотнул. – Бурн бы и мухи не обидел. Он был пассивным извращенцем, способным только на то, чтобы возбуждаться от некрологов или фотографий мертвых тел. Он страдал от своих мрачных фантазий, был сам себе отвратителен… Но каждый следующий день он нуждался в новой дозе грязи. Такова была его натура, его личность, и тут бы не помогла никакая терапия. Кроме моей. Моей терапии. Заманить его туда… – Он схватил скальпель и стал пускать солнечные зайчики. – Я помог ему погрузиться в мозг Палача, в мой мозг. Я питал его своими рассказами, помогал представлять сцены преступления, чувствовать запах плоти, которую надрезают хирургическим ножом. Я погрузил его в мир Палача, как погрузил и тебя. Он потел, дрожал, кончал вместо Палача, вместо меня. Я его не лечил, я ухудшал его состояние! Он становился зависимым… зависимым от этого кошмара.

– Но… но зачем? Я хочу… понять…

– Зачем?! Зачем? Да потому что он как будто все это видел собственными глазами! Убийства, крики, боль! Видел с моих слов! Каждый раз, когда он приходил на сеанс, с его идеальной челкой, косоглазием, шрамом, я представлял себе, что это он, а не я, разрезает плоть, унижает свои жертвы! И он описывал мне мои же убийства так, будто совершал их сам! Описывал их, сидя у меня в кабинете… Он даже пальцы наждачкой стер! Нашел весы, изготовил перо, которое весило сто двадцать пять граммов, как у Палача! Он рассказывал мне о том, что якобы переживает, хотя на самом деле это переживал я! Он ворошил угли! Благодаря ему я действовал, все время действовал, даже когда не убивал. Все время… Мы отлично дополняли друг друга…

Он резко вонзил скальпель в деревянную столешницу.

– А после несчастного случая Палач умер… – продолжил Давид, тряхнув головой. – И Бурн должен был исчезнуть вместе с ним…