Давид пришел в себя, поднял бездыханное тело молодой женщины на руки, и все вместе они вернулись в шале.

– Нет, только не к камину! – воскликнул Артур. – В мою комнату! Кто-нибудь, одеяла! И снимите с нее обувь и носки, немедленно! – Как только женщину уложили на кровать, Дофр продолжил: – Пальцы на руках и ногах! Их необходимо согреть! Растирайте и массируйте их! Это важно! Кэти, разденьте ее! Быстро! Быстрее же!

На лбу у него выступили капли пота, он хотел действовать, во что бы то ни было, но действовать. Он приказывал – остальные подчинялись.

Волосы незнакомки были покрыты инеем, губы потрескались. Она лежала неподвижно. И все же зрачки ее реагировали на свет. Сердечный ритм прослушивался медленный, но регулярный. Сильного обморожения не наблюдалось. А вскоре кончики ее пальцев начали розоветь. Жить будет.

Кэти почувствовала у себя на щеках слезы. Стресс. Ужасное желание проглотить таблетку лексомила. Пребывание в Шварцвальде превращалось в кошмар.

Она бросила взгляд в сторону коридора, чтобы удостовериться, что Клара играет с Гринчем, потом снова подошла к кровати, на которой лежала незнакомка.

– Что могло с ней случиться? – спросила она, запинаясь.

Давид стоял тут же, мертвенно-бледный. Уж больно реальность напоминала ему его собственный вымысел. Обнаруженная в снегу брюнетка как будто сошла с только что законченных им для Дофра страниц романа! И это в разгар зимы, здесь, где людей и так-то обитает меньше, чем в пустыне Намиб![20] Ему с трудом удавалось сохранить хладнокровие.

– Заблудилась, наверное, – предположил он не очень уверенно. – Отправилась в поход, отстала от группы… А может, машина сломалась… Без телефона была… И вот… Заметила следы шин на снегу… Да, точно… Шла по следам…

– Я тоже так думаю, – согласился Артур, положив ладонь на теплый лоб молодой женщины. – Ее подвело расстояние. Господи! Какая она худая! Она могла замерзнуть насмерть.

– Машина сломалась… Да, очень может быть, – сказала Кэти.

Аделина собрала влажную одежду гостьи. На ее вещах Аделина увидела порезы. Четыре параллельных пореза, удивительно тонких и четких, такие могло оставить только невероятно остро заточенное лезвие.

– Машина сломалась? А откуда у нее вот это? Чудо, что она вообще выжила! Грудь немного задета! Может, на нее напал какой-то огромный зверь!

Аделина чуть приподняла одеяло. Тонкие красные царапины пересекали обнаженную грудь брюнетки от левого плеча до правого бедра.

– Машина сломалась?! – повторила она. – Да вы что, с ума посходили? Почему вы не…

– Замолчи! – приказал Дофр, крепко сжав руку Аделины.

Та резко вырвалась и с непроницаемым лицом отошла от кровати. Неожиданно губы темноволосой, коротко подстриженной женщины шевельнулись. Она что-то прошептала. И едва слышно повторяла это слово снова и снова.

– Тсс! – потребовала Кэти и склонилась над молодой женщиной. – Не могу ничего разобрать.

– Черт!

– Что она говорит? – спросил Давид.

Кэти покачала головой:

– Я… я не уверена… Что-то типа «тастин» или «даздин».

– «Das Ding», – догадался Артур. – Нечто… По-немецки это значит «Нечто».

Все замолчали, мысли разбегались. «Нечто»… Наверное, это самое непонятное слово из всех возможных, поскольку может значить что угодно. Но в сложившихся обстоятельствах… То, как незнакомка его произнесла… Энергия, которая ей потребовалась, чтобы выдавить его из себя… «Das Ding»…

Кэти заметила, что Давид щупает свой шрам, уставившись в окно. Почему он молчит? Почему никто ничего не говорит? Эта женщина либо заблудилась, либо попала в аварию! «Скажите же что-нибудь! Скажите, что оставить такие царапины способен любой дикий зверь! Скажите, что это сделал хищник, и я вам поверю!»