Месть - Виктория Шваб (2019)

– Нейтрализация – последнее средство, и эти команды состоят из тех, кто зарекомендовал себя в других отделах. Могу заверить, Клинберг, в ближайшее время вы ЭО не убьете. Если вам этого достаточно, дайте знать, чтобы я могла без помех обратиться к остальным пяти кандидатам.

У Клинберга хватило ума заткнуться.

– Прежде чем мы начнем, – продолжила Риос, – вы подпишите договор о неразглашении. Если нарушите его, вас не арестуют. Вам не будут предъявлять иск. – Она мрачно улыбнулась. – Вы просто исчезнете.

Планшет пошел по кругу, и один за другим они прижали большие пальцы к экрану. Когда он вернулся в руки Риос, солдат продолжила:

– Большинство из вас слышали термин ЭO. И большинство из вас, вероятно, относится к нему скептически. Самый быстрый способ избавить вас от сомнений – это демонстрация. – Двери за ее спиной открылись. – Следуйте за мной.

* * *

– К клеткам не приближаться, – прошептал Клинберг, когда они вошли в зал.

«Запомни это место, – думал Доминик, вставая в очередь. – Запомни все». Но это был настоящий лабиринт, белый, стерильный, безликий и дезориентирующий. Они прошли через несколько дверей, каждая из которых была запечатана, и чтобы их открыть, требовалось приложить ключ-карту агента Риос.

– Эй, – прошептал Бара. – Я слышал, у них и тот убийца сидит. Ну, который убил около сотни других ЭО. Думаешь, это правда?

Дом не ответил. Эли действительно где-то в этом здании?

Агент Риос постучала по коммуникатору на ее плече:

– Камера восемь, статус?

– Раздраженный, – ответил человек на другом конце.

Мрачная улыбка скользнула по ее губам:

– Отлично.

Она провела их в последнюю дверь, и Доминик почувствовал, как его сердце замерло. Они оказались в ангаре, пустом, за исключением отдельно стоящей камеры в центре комнаты. Это был куб из стекловолокна, а внутри, как светлячок в банке, сидела женщина.

На ней был своего рода комбинезон, ткань блестела, будто обладала каким-то покрытием.

– Табита, – ровным голосом позвала агент Риос.

– Выпустите меня.

Новобранцы бродили по кубу, будто пленница была произведением искусства или экспонатом, чем-то, что можно рассмотреть со всех сторон.

Мэттьюз даже постучал пальцами по стеклу, как будто он в зоопарке.

– Зверей не кормить, – пробормотал он себе под нос.

Доминику стало плохо.

Заключенная поднялась на ноги.

– Выпустите меня.

– Попроси вежливо, – сказала Риос.

Заключенная начала светиться, сияние, исходящее из-под ее кожи, было красно-оранжевым, как нагретый металл.

– Выпусти меня! – хрипло закричала она.

А потом загорелась.

Пламя облизывало ее кожу, охватывало с головы до ног, волосы окружал сине-белый ореол, точно головку спички.

Несколько новобранцев отпрянули. Один прикрыл рот. Другие смотрели в восторге. Удивлении. Страхе.

Доминик симулировал шок, но страх был реальным. Он пронзил конечности, инстинкт, старый добрый внутренний голос подсказывал: что-то неправильно – прямо как за секунду до того, как нога Дома приземлилась на мину, за мгновение до того, как его мир изменился навсегда. Страх был связан не столько с горящей женщиной, сколько с клеткой, в которой она находилась. Стекловолокно в фут толщиной даже не пропускало жар.

Риос нажала на выключатель на стене, и в камере сработали разбрызгиватели. Зашипело пламя. Куб наполнился паром, и когда вода прекратилась и белый дым рассеялся, мокрая и тяжело дышащая заключенная сидела на полу камеры.

– Ладно, – сказала Риос, – демонстрация окончена. – Она повернулась к новобранцам: – Вопросы есть?

* * *

Черный фургон ждал их в конце дня.

Всю дорогу до города остальные новобранцы болтали, но Дом закрыл глаза и сосредоточился на дыхании.