Сладкий папочка - Клейпас Лиза (2007)

Пока Черчилль, рыча, доставал свой сотовый телефон, я понесла его поднос вниз. Смешно, но известие о том, что Гейдж полетел в Нью-Йорк к своей девушке, стало для меня ударом под дых. Представив Гейджа рядом с этой дистрофичной красоткой Донелл с прямыми светлыми волосами и крупным контрактом на рекламу парфюмерии, я впала в какое-то невероятное удушающее оцепенение. Отчего ж ему к ней не поехать? Ведь я для него пустое место, просто минутный порыв. Прихоть. Ошибка.

Я кипела от ревности, я была больна ею и ревновала самого мерзкого человека, какого только можно было выбрать для ревности. Самой не верилось. «Дура, – обозлилась я на себя, – дура, дура». Но от сознания этого легче не становилось.

Остаток дня я принимала всякие пылкие решения и давала себе разные обещания. Я пыталась выбить у себя из головы Гейджа, цепляясь за спасительные мысли о Харди – любви всей моей жизни, – который значил для меня несравненно больше, чем когда-либо мог значить Гейдж Тревис... Харди – сексуальный, обаятельный, открытый в отличие от Гейджа – надменного, нудного, в общем, настоящего мерзавца.

Однако даже мысли о Харди не помогали. И тогда я задумала раздуть пламя из искр гнева Черчилля, при каждой возможности упоминая ему Гейджа и «сайтейшн». Я ждала, что Черчилль обрушится на старшего сына как казнь египетская. Но от его гнева после их с Гейджем телефонного разговора, к моей досаде, не осталось и следа.

– Новый поворот в отношениях с Донелл, – удовлетворенно объявил Черчилль. Хоть мне и казалось, что хуже мое настроение уже быть не может, но после этого сообщения оно стремительно рухнуло вниз. Слова Черчилля могли означать только одно – Гейдж хочет, чтобы они жили вместе. А может, даже делает предложение.

После рабочего дня я помогала Каррингтон на улице отрабатывать удар по мячу и окончательно выбилась из сил и более того – совсем погрузилась в депрессию. Я думала о том, что никогда никого себе не найду и так и буду до конца жизни спать одна на двуспальной кровати, пока не превращусь в сварливую старуху, которой, кроме как поливать цветы, перемывать косточки соседям да возиться со своими десятью кошками, нечем больше заняться.

Я полежала в ванне, которую Каррингтон мне приготовила с мыльной пеной Барби с запахом жевательной резинки. Потом кое-как дотащилась до постели и еще долго лежала в ней с открытыми глазами.

Наутро я, проснувшись вмрачном настроении, еле сдерживала свое раздражение, точно сон ускорил превращение моей депрессии в состояние перманентной бессильной ярости. Черчилль удивленно вскинул брови, когда я заявила, что не желаю целый день бегать вверх-вниз по лестнице, а потому пусть он будет любезен сразу составить для меня полный список поручений. В этом списке среди всего прочего было задание позвонить в новый, совсем недавно открывшийся ресторан и заказать столик на восемь персон.

– Один из моих друзей вложил в это заведение крупные средства, – сказал Черчилль. – Сегодня вечером я веду туда на ужин всю свою семью. Вы с Каррингтон оденьтесь понаряднее.

– Мы с Каррингтон никуда не пойдем.

– Обязательно пойдете. – Он пересчитал всех по пальцам. – Будете вы обе, Гретхен, Джек со своей девушкой, мы с Вивиан и Гейдж.

Стало быть, Гейдж возвращается из Нью-Йорка сегодня вечером. Я почувствовала, как все у меня внутри налилось свинцом.

– А Донелл? – раздраженно спросила я. – Она приедет?

– Не знаю. Пожалуй, лучше действительно рассчитывать на девять человек. На всякий пожарный случай.

Если там будет Донелл... если они помолвлены... я не выдержу этого вечера.

– Будет семь человек, – сказала я. – Мы с Каррингтон не имеем отношения к вашей семье, так что никуда не пойдем.

– Пойдете как миленькие, – категорично заключил Черчилль.

– Каррингтон завтра в школу, она не может засиживаться допоздна.

– Тогда зарезервируй стол на более раннее время.

– Слишком уж многого вы от меня хотите, – огрызнулась я.