Сладкий папочка - Клейпас Лиза (2007)

– Джек. Да, я. У Либерти разболелась голова: слишком много шампанского. Так что мы уезжаем. Слушай, не мог бы ты что-нибудь сказать... Да. Спасибо тебе. И проследи там за отцом. – Последовал комментарий от Джека, и Гейдж засмеялся. – Идет. Ну давай, пока. – Он захлопнул крышку телефона и снова спрятал его в карман.

– Как Черчилль? – поинтересовалась я.

– Нормально. Вивиан страшно разозлилась из-за того, что его осаждают женщины.

Это меня почти развеселило. Я зацепилась за что-то каблуком и машинально схватилась за Гейджа. Он поддержал меня и дальше уже шел, не снимая руки с моей спины. Даже в ярости Гейдж не дал бы мне упасть.

Мы сели в лимузин, и шум и суета вечеринки оказались далеко, за пределами шикарного темного футляра. Я немного робела оставаться с Гейджем один на один в закрытом пространстве. Ведь прошло всего ничего с тех пор, как в день моего переезда мне довелось испытать на себе силу его гнева. И хоть мне тогда и хватило смелости не спасовать перед ним, пережить такое во второй раз меня не тянуло.

– Фил, покатайте нас немножко. Я скажу, когда возвращаться в даунтаун, – небрежно обратился к водителю Гейдж.

– Слушаю, сэр.

Гейдж нажал несколько кнопок – и стекло, отгораживавшее нас от водителя, поднялось, а мини-бар открылся. Если Гейдж и злился, то по нему этого не было видно. Он держался раскованно, с каким-то жутким спокойствием, пугавшим сильнее, чем любая брань. Он достал высокий стакан, плеснул себе на палец чего-то крепкого и выпил одним махом, наверное, даже вкуса не почувствовал. Потом налил еще одну порцию и протянул мне. Я с радостью приняла ее, надеясь, что алкоголь поможет мне немного расслабиться. К тому же я страшно замерзла и попыталась опрокинуть в себя стакан так же быстро, как Гейдж, но чуть не поперхнулась – алкоголь обжег мне горло.

– Не так быстро, – вполголоса проговорил Гейдж, равнодушно кладя мне руку на спину. Обнаружив, что моя кожа покрылась мурашками, он, сняв с себя пиджак, накинул его мне на плечи, и я оказалась завернутой в нагретую его телом мягкую ткань, подбитую шелком.

– Спасибо. – прохрипела я.

– На здоровье. – Длинная пауза. Внезапно холодный, как сталь, взгляд полоснул меня, заставив вздрогнуть. – Кто он?

В своих отрывочных рассказах о детстве, о маме и друзьях, обо всех и вся в Уэлкоме я ни словом не обмолвилась о Харди. О нем я говорила с Черчиллем, но с Гейджем у меня до этого разговора дело не дошло.

Стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно, я рассказала ему о Харди, о том, что знаю его с четырнадцати лет... что, кроме мамы с сестрой, он был для меня самым важным человеком на земле. Что я любила его.

Это было так странно, что я говорю с Гейджем о Харди. Что мое прошлое и мое настоящее пришли в столкновение. И тут я почувствовала, насколько отличается Либерти Джонс со стоянки жилых трейлеров от той женщины, которой я стала. Мне нужно было это осмыслить. Мне многое нужно было осмыслить.

– Ты спала с ним? – спросил Гейдж.

– Я хотела, – призналась я. – Но он не захотел. Сказал, что тогда не сможет меня оставить. У него были свои планы.

– Планы, в которые ты не вписывалась.

– Мы оба были слишком юны. Ни он, ни я не имели ни кола ни двора. Как оказалось, все сложилось только к лучшему. Я помешала бы Харди достичь успеха, камнем висела бы у него на шее. А Каррингтон я никогда бы не смогла оставить.

Понятия не имею, что прочитал Гейдж на моем лице, в моих жестах и в узких, словно лезвие бритвы, промежутках между словами. Только во время моей исповеди я чувствовала, как нечто очень прочное ломается с треском, как лед на реке в весенний паводок, и Гейдж это безжалостно крушил ногами.

– Стало быть, ты его любила, он тебя бросил, а теперь хочет все попробовать по новой.

– Он ничего подобного не говорил.

– Ему и не нужно было, – бесцветным голосом возразил Гейдж. – И без того ясно, что ты сама этого хочешь.