Сладкий папочка - Клейпас Лиза (2007)

По пути домой, на ранчо Блубоннет, я представила себя в зеленой робе уборщиц из «Хэппи хелперс». Ничего страшного, все не так уж плохо, утешала себя я. Убираться в чужих домах всегда легче, чем у себя. Я буду стараться. Я буду самой усердной уборщицей на свете.

Так, разговаривая сама с собой, я ехала, не замечая куда. Моя голова была так занята всякими мыслями, что я, вместо того чтобы выбрать короткий путь, поехала по длинному маршрут, и оказалась на дороге, пролегавшей мимо кладбища. Я сбросила скорость и свернула на подъездную дорожку к кладбищенской конторе. Припарковав машину, я побрела по гранитно-мраморному саду из памятников, которые, казалось, вырастали из земли.

Мамина могила была самой свежей – по-спартански строгий холмик земли нарушал аккуратные коридоры травы. Я встала перед могилой, желая как-то осознать, что это действительно случилось. Мне с трудом верилось, что тело моей матери покоится там, в этом гробу Моне с синей шелковой подушкой и покрывалом в тон. От этой мысли у меня начинался приступ клаустрофобии. Я потянула за застегнутый воротничок своей блузки и промокнула рукавом влажный лоб.

Паника улеглась, когда мой взгляд упал на крупное желтое пятно возле бронзовой таблички. Обойдя могилу, я приблизилась, чтобы посмотреть, что это. Цветы стояли в бронзовой вазе, вкопанной в землю до самых краев. Я видела такие в каталоге в похоронном бюро у мистера Фергусона, но стоили они по триста пятьдесят долларов каждая, а потому о том, чтобы купить такую, я даже и не думала. Как бы ни был добр мистер Фергусон, вряд ли он сделал бы такое щедрое дополнение, тем более не сказав мне ни слова.

Я вытащила из букета желтых роз один цветок – с его стебля капала вода – и поднесла его к лицу. Дневной зной усиливал аромат, и полураспустившийся бутон источал дивное благоухание. Многие виды желтых роз вообще не пахнут, но этот, уж не знаю, что это был за сорт, имел сильный, почти ананасный запах.

Ногтем большого пальца я оторвала шипы и направилась в кладбищенскую контору. За столом справок сидела женщина средних лет с рыжевато-каштановыми волосами, уложенными в прическу в виде шлема. Я спросила у нее, кто оставил вазу на могиле моей матери, но она ответила, что не вправе раскрывать эту информацию, она конфиденциальна.

– Но это же моя мать, – сказала я скорее в замешательстве, чем в раздражении. – Разве так можно?.. Ставить что-то на чужую могилу?

– Вы хотите, чтобы мы убрали вазу с могилы?

– Да нет... – Я хотела, чтобы бронзовая ваза осталась там, где стоит. Были б у меня деньги, я и сама бы ее купила. – Просто я хочу знать, кто ее поставил.

– Я не могу вам сказать. – После минуты или двух пререканий женщина на ресепшене уступила, согласившись назвать имя флориста, доставившего розы. Цветы были присланы из хьюстонского магазина под названием «Флауэр-пауэр».

Последующие два дня у меня ушли на всякие неотложные дела, на составление заявления в «Хэппи хелперс» и собеседование. Время позвонить в фирму, занимавшуюся доставкой цветов, нашлось лишь к концу недели. Ответившая на звонок девушка сказала: «Подождите, пожалуйста, не вешайте трубку», – и не успела я слово сказать, как в ухо мне уже проникновенно вполголоса напевал Хэнк Уильяме «Мне не нравится такая жизнь».

Я сидела на крышке унитаза, слегка прижимая к рту трубку, и следила за Каррингтон, которая плескалась в ванне. Она сосредоточенно перелила воду из пластмассового стаканчика в другой, после чего добавила туда жидкого мыла и размешала его пальцем.

– Каррингтон, что ты делаешь? – спросила я.

– Готовлю одну вещь.

– Какую вещь?

Она вылила смесь себе на живот и потерла его.

– Человечий полироль.

– Смой... – начала я, но в трубке послышался голос девушки:

– «Флауэр-пауэр», чем могу помочь?