Перед падением - Ной Хоули (2017)

Чтобы справиться с новым приступом паники, Скотт думает о Джеке, красивом, словно древнегреческий бог. Его фото висело на стене в комнате Скотта все его детство. На нем Джек стоял спиной к объективу, чуть наклонив плечи вперед и упираясь руками в талию, с напряженными мышцами спины, похожей на латинскую букву V. Этот снимок напоминал Скотту, что на свете нет ничего невозможного. Что человек может стать астронавтом, одолеть моря и океаны, взобраться на высочайшие на планете горные пики. Нужно было только верить в себя.

Нырнув, Скотт стаскивает с себя носки. Он чувствует, что боль в левом плече усиливается, и старается напрягать его как можно меньше, перекладывая основную нагрузку на правую руку. Он решает, что будет плыть по-собачьи по пятнадцать минут, а затем отдыхать. Скотта снова ужасает мысль о том, что ему предстоит наугад выбрать направление движения, а затем плыть бог знает сколько миль, борясь с волнами и течением, гребя одной рукой и не зная, суждено ли добраться до берега. Отчаяние — ближайший родственник паники, начинает ледяными тисками сжимать его сердце, но Скотт, сделав усилие, берет себя в руки.

Скотт чувствует, как сухой язык царапает небо, и вспоминает, что следует опасаться обезвоживания, если он хочет продержаться как можно дольше. Ветер усиливается, волны становятся выше. «Если я планирую выбраться отсюда, пора плыть», — мысленно говорит себе Скотт. Он смотрит вверх в надежде, что ему удастся увидеть звезды, но туман остается по-прежнему плотным. Скотт, закрыв глаза, пытается интуитивно определить, где находится запад, и решает, что он у него за спиной.

Открыв глаза, он глубоко вдыхает. В тот самый момент, когда Скотт уже собирается сделать первый гребок, до него доносится странный звук. Сначала он принимает его за крик чайки. Но затем волна поднимает его на несколько футов вверх, и Скотт понимает, что ошибся.

Это не крик птицы, а детский плач.

Скотт крутится в воде, пытаясь понять, где находится источник звука, но волны мешают ему не только видеть, но и слышать.

— Эй! — кричит он. — Эй, я здесь!

Плач затихает.

— Эй! — снова зовет Скотт и изо всех сил работает ногами, стараясь удержаться на одном месте. — Ты где?

Он оглядывается, надеясь увидеть обломки самолета, но они либо затонули, либо их утащило течение. Скотт изо всех сил напрягает слух.

— Э-эй! — еще раз выкрикивает он. — Я здесь! А ты где?

Несколько секунд он не слышит ничего, кроме плеска волн, и уже начинает думать, что принял за плач гомон чаек где-то вдалеке. Но затем порыв ветра приносит откуда-то детский голос:

— Помогите!

Судя по звуку, ребенок находится совсем рядом. Скотт принимается изо всех сил грести в ту сторону, откуда послышался крик. Он больше не один и должен думать не только о собственном выживании. Теперь на нем лежит ответственность за чужую жизнь. Он вспоминает о своей сестре, которая в шестнадцать лет утонула в озере Мичиган, и плывет на голос.

Ребенка Скотт обнаруживает всего метрах в десяти от себя. Это мальчик. Он сидит на плавающей подушке от самолетного кресла. На вид ему не больше четырех лет.

— Эй, — кричит Скотт и, подплыв к ребенку, трогает его за плечо. — Привет, дорогой. Я здесь. Я тебя нашел.

Голос его дрожит, и он с удивлением понимает, что плачет.

Подушка вполне может служить плавсредством, но она рассчитана на взрослого человека. Поэтому Скотт тратит немало усилий, пытаясь при помощи привязного ремня пристегнуть мальчика к подушке таким образом, чтобы он с нее не соскользнул. Возясь с ремнем, Скотт чувствует, как ребенок дрожит от холода.

— Меня стошнило, — жалуется мальчик.

Скотт осторожно вытирает ему рот рукой.

— Это ничего. С тобой все в порядке. Тебя просто немного укачало. Морская болезнь.

— Где мы? — спрашивает ребенок.

— В океане. Произошла авиакатастрофа, и мы попали в океан. Но я доплыву до берега.