Тьма между нами - Джон Маррс (2021)

Мой мозг взрывается от злости, растерянности и ликования одновременно. Если это не изощренная, жестокая афера и свидетельство о рождении Бобби не является подделкой, значит, дочери, которую я оплакивала двадцать два года, никогда не существовало. Был сын, и он до сих пор жив. Он не умер, как сказала мне мама. Неужели это правда? И как мне теперь с ней жить?

Я прихожу домой и как можно тише закрываю входную дверь, чтобы не сталкиваться с мамой, пока мысли хоть немного не успокоятся. Но она все слышит и кричит из кухни:

— Это ты, Нина?

— Да, — отвечаю я напряженно.

— Ты сегодня поздно.

— Доставку книг задержали, — вру я.

С кухни доносится звон посуды и шум воды.

— Если хочешь, в мультиварке осталось тушеное мясо. А в холодильнике яблочный десерт — немного просроченный, но вроде нормальный.

Она говорит благодушно и слегка нараспев, будто ничего не произошло. Будто все совершенно нормально. В ее мире — возможно. А вот мой сегодня перевернули с ног на голову. Со мной обращались как с вещью, а я даже не подозревала… И от этого становится так горько и обидно, что я готова резать себе вены, лишь бы унять внутреннюю боль.

Меня бросает в ярость от одного звука ее голоса. И все же я сдерживаюсь. Чтобы вынести приговор, нужны сухие, неопровержимые факты. Нужно вернуться к началу.

Мать появляется в коридоре, вытирая мыльные руки о фартук. Я должна узнать, что скрывается за этим привычным фасадом.

— Что-то случилось? — спрашивает она.

— С чего ты взяла?

— Ты белая, как призрак. Что-то болит?

— У меня начинается мигрень.

— Девочка моя, — квохчет она. — У тебя не было мигрени уже много лет. Что могло ее спровоцировать?

— Наверное, лампы дневного света в подвале. Мне пришлось там сегодня много работать.

— Ты что-нибудь приняла? У меня где-то аспирин…

Мать поворачивается ко мне спиной и направляется к шкафу, где хранит лекарства. Полка внутри забита коробками и флаконами — ни дать ни взять мини-аптека.

Из последних сил сдерживаю гнев, чтобы не схватить первый попавшийся под руку предмет — да хоть чайник — и не запустить ей в затылок.

— Да, я выпила таблетку… Мне надо прилечь.

Не дожидаясь, пока она ответит, спешу вверх по лестнице, боясь потерять контроль.

Лишь оказавшись у себя в спальне и заперев дверь, разжимаю кулаки. Первая моя мысль о Бобби. «Бедняга, — думаю я, — он, должно быть, сейчас совершенно сбит с толку». Как только я поняла, что он мне не сводный брат, а сын, я запаниковала, неловко извинилась и поспешила прочь без объяснения причин. Груз свалившегося на меня открытия оказался слишком велик. На прощание я пробормотала, что причина моего бегства не в нем, и пообещала скоро написать. Даже не дала ему возможности ответить, прежде чем скрыться. Но я обязательно все ему объясню, как только разберусь сама.

Вынырнув из тумана после смерти Дилан, я обнаружила, что из дома пропали почти все напоминания о прошлой жизни. «Нам надо начать заново, — сказала тогда мама, — поэтому я убрала все, что может тебя расстроить». Исчезли семейные фотографии, моя одежда и музыкальные записи. Между делом она просто взяла и выбросила на свалку всю мою жизнь. Но тогда я была слишком слаба, чтобы спорить, и верила, что мама заботится о моем благе.

Однако кое-что она упустила, а я нашла случайно много лет спустя: флаер на концерт «Зе Хантерс», куда я обещала Джону пойти. Несмотря на пробелы в памяти, я отчетливо помню тот день, когда у меня начались схватки. Даже среди страха и боли я не могла не думать о том, как будет разочарован Джон, если не увидит меня в зале. Я положила флаер между страниц романа «Грозовой перевал», которым зачитывалась в подростковом возрасте. Теперь открываю книгу и с нежностью смотрю на потрепанный лист со следами сгиба и с фотографией группы по центру. Вглядываюсь в лицо Джона — сходство между отцом и сыном неуловимо, но оно определенно есть.