— Ты заигрался. — Я махнула рукой в сторону кафе. — Вон, Суриков тоже думал, что все должен решать за меня. Как итог — я его боюсь. Он же неуправляемый!

— Ох, да, твой брат совсем без башки! — Весело рассмеялся Дима, снова нежно взяв мои ладони в свои.

— Не знаю, что между нами происходит. — Сделав над собой усилие, подняла на него глаза. — Но одну могу сказать честно. Мне нужен человек надежный.

И захотелось снова закрыть глаза. Чтобы спрятаться. Мир будто перевернулся. Наконец-то, я это сказала.

Это как долго что-то держать в себе и, наконец, произнести вслух, боясь осуждения. Я привыкла к тому, что девочка должна нравиться, девочка должна быть красивой и веселой, должна-должна-должна. И тут первый раз в жизни прямо говорила другому человеку, чего хочу. Пятьдесят на пятьдесят. Теперь он испугается и убежит, либо сделает вид, что не испугался, и сольется позже.

Но я обещала Ане. Дала подруге слово. Это было, когда меня впервые прорвало после истории с Костылем. Впервые, когда я смогла рассказать об этом кому-то еще. Просто открыть рот и сознаться. А потом рыдала, заливая кухню кафе водопадами слез и говорила-говорила. Без умолку. Знаете, это было похоже на принцип работы баллончика с монтажной пеной: ты только нажал на рычаг, а из носика уже потекла тоненькая струя. Потом она начала увеличиваться в объеме, еще и еще, и так, пока не достигла гигантских размеров.

В тот день Солнцева пыталась анализировать мои ошибки. По ее мнению, неправильным было лишь хотеть понравиться парню. И не требовать ничего взамен. Необходимо всегда выбирать партнера и самой. Да уж, Аня будет поувереннее меня. У нее есть своя философия: «Не нужно стесняться предъявлять требования мужчинам. До тех пор, пока ты будешь думать, что недостойна лучшего, тебя будут бросать даже самые отъявленные *удаки».

Если я хотя бы намекнула Игорю, что хочу серьезных отношений, он слился бы раньше, чем успел причинить мне боль. Наверное. Или, как минимум, у меня было бы на один повод меньше, чтобы ненавидеть себя за бездействие.

— Ладно! — Несколько раз кивнул Дима. Он выглядел спокойным, и только расширенные зрачки выдавали его удивление. — Я понял, из-за чего ты переживаешь. Каждый раз, когда я буду казаться тебе ненадежным, пинай мне под зад. Разрешаю. Или можешь просто напомнить на ушко.

— Значит… — Вздохнула я, глядя на него снизу вверх. — У нас… с тобой…

— М? — Прикидываясь слабослышащим, Калинин вытянул шею.

— У нас…

— Все серьезно. Да. Да. — Притягивая меня к себе и отрывая от земли, подытожил он.

— Ыыыы! Болячки! Спина! Осторожнее! — Пискнула я, зарываясь носом в его запах. Привычный, уютный, почти родной.

— Прости, — он поставил меня на землю, — могу поцеловать каждую. Хочешь?

— Нет!

— Понял, — подмигнул Дима, — не здесь, да?

— Ну тебя! — Рассмеялась я, с удовольствием прижимаясь щекой к его груди.

— Наша первая ссора. — Сказал он, четко разделяя слова. — Занесем этот день в календарь и будем отмечать каждый год.

— Блин! — Мои руки обвили его талию. Было так приятно обниматься, раскачиваясь из стороны в сторону. Даже несмотря на то, что замок его кофты постоянно норовил оцарапать мне нос. — Лучше будем отмечать что-то другое.

— Придумаем!

В кармане завибрировало.

Анка-пулеметчикса: Спасите! Он это сделал! Как я могу встречаться с парнем с кольцом в носу?! Как?!

Я показала сообщение Диме, и мы дружно рассмеялись.

Следующие девять дней больничного пролетели, как один миг. Мы каждый день проводили вместе. Каждый. Когда расставались, оставались на связи, переписываясь по несколько часов. Болтали о всякой ерунде, узнавали друг друга так, как могли. И посредством творчества, конечно.