Но на этом фото есть одно лицо, на которое я просто не могу смотреть. Первый ряд, где самые маленькие стоят с правого края. Одиночка, мелкий пацан, который боготворил Уилла и делал все, чтобы ему угодить. Все, что мы просили. Крал для нас из кухни булочки с маслом, смывал грязь с кроссовок для регби, убирал в комнатах. Все то, что нам на самом деле было не нужно или то, что мы могли сделать сами. Но нас развлекало придумывать ему новые задания.

Мы требовали все больше и больше. Однажды мы сказали ему залезть на крышу школы и ухать, как сова, и он это сделал. А в другой раз мы заставили его включить все пожарные сирены. Было так сложно остановиться, избежать соблазна проверить, как далеко он готов зайти. Иногда мы рылись в его вещах, ели конфеты, которые ему присылала мама, или делали вид, что кайфуем от фотографии его сексуальной старшей сестры на пляже. А еще мы находили письма, которые он писал, чтобы потом отправить домой, и читали их вслух плаксивым голосом: «Я так сильно по вам скучаю». Иногда мы даже его били. Например, если он плохо мыл наши кроссовки — ну, по нашему мнению, потому что он всегда довольно хорошо справлялся. Я заставлял его стоять, а сам бил по заднице шипованной стороной ботинка для «стимула». Так мы проверяли, что нам сойдет с рук. А он позволял нам творить все что угодно.

Я хватаю еще один бокал и выпиваю залпом. Этот наконец-то дает нужный эффект; я чувствую, как теряю связь с реальностью. Направляюсь к компании старых школьных друзей. Хочу всем рассказать про свое производство виски. Где-то на полчаса или около того. Чтобы они, наконец, поняли, что я не хуже остальных. Но разговор уже перетек в другое русло, и я не знаю, как повернуть его, куда хочется мне.

Кто-то сильно тычет меня в плечо. Я оборачиваюсь и оказываюсь с ним лицом к лицу: мистер Слейтер. Отец Уилла, но в первую очередь — директор школы «Тревельян».

— Джонатан Бриггс, — протягивает он. — Ты нисколько не изменился.

И это не комплимент. Вот черт, я надеялся, что не пересекусь с ним. Его вид всегда вызывает у меня одно чувство. Можно было бы подумать, что с возрастом это пройдет. Но нет, я до смерти напуган, как в детстве. Забавно, учитывая, что именно он спас мою задницу.

— Здравствуйте, сэр, — говорю я. Такое чувство, что язык прирос к небу. — В смысле, мистер Слейтер.

Кажется, «сэр» ему нравится больше. Я оглядываюсь. Круг людей, где я стоял, теперь замкнулся так, что мы стоим за его пределами: только он и я. Сбежать невозможно.

Он оглядывает меня с ног до головы.

— Я смотрю, ты одет все так же необычно. Как в школе, когда поначалу ты ходил в пиджаке, который был тебе велик, а потом стал мал.

Да, потому что родители могли себе позволить только один.

— И все еще ошиваешься вокруг моего сына, — продолжает он. Я ему никогда не нравился. Хотя ему никто не нравится, даже родной сын.

— Да, — отвечаю я. — Мы лучшие друзья.

— Так вот кто вы? А я всегда думал, что ты просто выполняешь грязную работу. Как тогда, когда ты вломился в мой кабинет и украл экзаменационные задания.

На одно мгновение все вокруг замирает. Я так удивлен, что не могу вымолвить ни слова.

— Да, — невозмутимо продолжает мистер Слейтер. — Я знаю. Думаешь, тебе все сошло с рук, потому что об этом смолчали? Если бы я об этом доложил, то навлек бы на школу позор, как и на себя самого.

— Нет, — отвечаю я. — Понятия не имею, о чем вы.

Но на самом деле думаю: «Да вы и половины не знаете. А может, и знаете. Тогда ваше умение держать лицо намного лучше, чем я предполагал».