На крыльях орла - Кен Фоллетт (2016)

Он отчетливо помнил Росса Перо. Перо был необработанным алмазом. Он помогал в делах, к которым благосклонно относился Киссинджер, – обычно связанным с военнопленными. Во вьетнамской войне кампания Перо была отважной, хотя временами он даже раздражал Киссинджера своей энергией, выходящей за пределы возможного. Теперь какие-то из сотрудников Перо сами стали пленниками.

Киссинджер охотно верил, что эти люди были невиновны. Иран пребывал на грани гражданской войны: правосудие и надлежащий процесс теперь не имели там никакого значения. Его мучил вопрос, в состоянии ли он вообще оказать какое-то содействие. Киссинджеру хотелось помочь, ибо это было благое дело. Он уже больше не состоял в своей должности, но у него остались друзья. Киссинджер решил, что позвонит Ардеширу Захеди, как только из Далласа поступит пояснительная записка.

* * *

После разговора с Киссинджером Перо пребывал в отличном настроении. «Черт возьми, Росс, я знаю кто вы такой». Это стоило дороже денег. Единственным преимуществом быть знаменитым являлось то, что иногда это помогало обстряпывать важные дела.

В кабинете появился Т. Дж.

– Твой паспорт у меня, – сообщил он. – В нем уже стоит иранская виза, но, Росс, я не думаю, что тебе следует туда лететь. Мы все можем работать над этой проблемой, но ты являешься ключевым человеком. Самое последнее, что нам необходимо сейчас, так это потерять связь с тобой – в Тегеране или где-то в самолете – в тот самый момент, когда нам придется принимать критическое решение.

Перо начисто забыл все о поездке в Тегеран. То, что он услышал за последний час, настроило его на мысль, что такой необходимости не возникнет.

– Возможно, ты прав, – изрек он. – У нас столько дел в области переговоров – и только один вариант может сработать. Я не поеду в Тегеран. Пока.

IV

Генри Пречт, вероятно, был самым запуганным человеком в Вашингтоне.

Давно пребывавший на службе чиновник Госдепа со склонностью к искусству и философии и эксцентричным чувством юмора, он проводил американскую политику в Иране более или менее собственными силами большую часть 1978 года, тогда как его начальники – вплоть до президента Картера – сосредоточились на Кэмп-Дэвидском соглашении между Египтом и Израилем.

С начала ноября, когда обстановка в Иране действительно начала накаляться, Пречт работал по семь дней в неделю с восьми утра до девяти вечера. А эти полоумные техасцы, похоже, считали, что ему делать нечего, кроме того, чтобы разговаривать с ними по телефону.

Беда заключалась в том, что кризис в Иране был не единственной борьбой сил, о которой был вынужден беспокоиться Пречт. В Вашингтоне разворачивалась другая битва, между государственным секретарем Сайрусом Вэнсом – шефом Пречта – и Збигневом Бжезинским, советником по национальной безопасности президента.

Вэнс, подобно президенту Картеру, считал, что американская иностранная политика должна отражать американскую нравственность. Американский народ верил в свободу, справедливость, демократию и не желал поддерживать тиранов. Шах Ирана был тираном. «Эмнести интернэшнэл» признала показатели Ирана по правам человека наихудшими в мире, а многие сообщения о систематическом использовании шахом пыток были подтверждены «Международной комиссией юристов». С тех пор, как ЦРУ привело шаха к власти, а США поддержали его, президенту, который так пространно распинался о правах человека, надлежало принять какие-то меры.

В январе 1977 года Картер намекнул, что тиранам могут отказать в американской помощи. Картер действовал нерешительно – позже в том же году он посетил Иран и излился в похвалах шаху, – но Вэнс верил в подход на основе прав человека.