Тьма в бутылке - Юсси Адлер-Ольсен (2013)

Как же раздражает это в обоих! С одной стороны, рот, как помело, а с другой — скрытое недовольство. Как будто они с Ирсой заразились друг от друга. Как будто это они раздавали задания. Если бы такое случилось, они бы заставили друг друга натянуть зеленые резиновые перчатки и натирать в подвале пол, пока тот не станет похож на зеркало.

Ассад поднял голову и спокойно кивнул:

— Я не буду тебя тревожить, Карл. Заходи сам, когда закончишь.

— Ты о чем?

Он подмигнул. На лице появилась кривоватая улыбка. В высшей степени сбивающая с толку трансформация.

— У тебя ведь теперь руки развязаны, — выдал он и снова подмигнул.

— Давай заново. О каком лешем, черт возьми, ты толкуешь, Ассад?

— О Моне, конечно. Только не говори мне, что ты не знаешь, — она вернулась.

14

Как и сказал Ассад, Мона Ибсен вернулась. Вся сияя от тропического солнца и перенасыщенности событиями, которые оставили след в виде деликатных, но вполне очевидных морщинок у нее вокруг глаз.

Тем утром Карл долго сидел у себя в подвале и подыскивал слова, которые изначально могли бы блокировать ее потенциальную оборону. Заставить ее посмотреть на него мягким, нежным взглядом, говорящим о готовности к сотрудничеству, если она вдруг решит заглянуть.

Но этого не произошло. Единственным проявлением женского присутствия в то утро оказался грохот Ирсиной тележки, да еще момент, когда она — несомненно, с самыми добрыми намерениями — спустя пять минут после появления встала посреди коридора и своим невыносимым дискантом запищала: «Мальчики, кому булочки из „Нетто“?» Как тут не почувствовать себя в стороне от счастливой обстановки, непринужденно воцарившейся на верхних этажах?

Несколько часов потребовалось Карлу на то, чтобы осознать — хочешь попытать счастья, придется подняться и самому пуститься на охоту.

Расспросив народ, он застал Мону в отделении судебных слушаний за спокойной беседой с референтом. На ней была кожаная куртка и линялые джинсы «Ливайс», и она совершенно не производила впечатление женщины, оставившей позади большую часть жизненных соблазнов.

— Здравствуй, Карл, — сказала она, не предполагая никакого продолжения. Ее взгляд был взглядом профессионала, приколачивающего семидюймовыми гвоздями, а в данный момент общего дела у них не было. Потому он только и смог, что улыбнуться, не произнеся ни единого слова.

Остаток дня мог бы пройти впустую в проносящихся размышлениях на тему его выветрившейся без остатка чувственной сферы жизни, но у Ирсы были другие планы.

— Кажется, мы напали на след в Баллерупе, — произнесла она с налипшими на передние зубы гренками и посмотрела на него, стараясь скрыть свой восторг. — В течение нескольких дней я настоящий ангел счастья. Точно как написано в моем гороскопе.

Карл взглянул на нее с надеждой. В таком случае ее ангельские крылья пришлись бы как нельзя кстати, чтобы занести ее куда-нибудь повыше в стратосферу, ведь тогда можно будет посидеть в тишине и покое, лелея мысли о своем печальном уделе.

— Вывернутым делом оказалось получить эти сведения, — продолжала она. — Сначала разговор со школьным инспектором из городской школы Лаутрупа, но он пришел на это место только в 2004-м. Затем — с учительницей, работающей со дня основания школы, но она ничего не знает. Потом — со сторожем, и ему ничего оказалось не известно, потом…

— Ирса! Если эти рельсы в конце концов куда-то привели, пожалуйста, пропусти промежуточные маневры. У меня куча дел, — прервал Мёрк, потирая затекшую руку.

— Ага, после я позвонила в Инженерную народную школу, и вот там-то кое на что напала.

Рука наконец отошла.

— Потрясающе, — воскликнул он. — Каким образом?