Клан - Килан Берк (2018)

Хорошо старикашка наподдал Люку, представлял он, как бормочут они друг другу, улыбаясь отцу, который покачает головой в разочаровании. Давно надо было это дело учуять. Всю резвость растерял, хуже псины в жару. А вы все знаете, что делают с псиной, когда от нее больше нет толку, а?

Горло сжала паника при мысли, как они переглядываются и смотрят на него, пока он ждет вердикта.

Знаем, пап.

Его все еще глодало сомнение, липкая рука замерла на мокрой от пота ручке двери. Кроме них, у него никого. Кроме них, он ничего не знал и, может быть, только сам себя пугает. Понятно, что Папа потерял к нему уважение, но забрать жизнь?.. Из-за такого?

Во дворе Папа поднимался на ноги. Как и Джошуа, стоявший рядом и трогавший тело доктора носком ботинка, он прижимал руку к уху. Люк видел, как доктор убрал пистолет от отца и спустил курок, выплюнув огонь, и, пока Аарон матюгнулся и пригнулся, Люк остался сидеть под взорвавшимся лобовым стеклом, надеясь вопреки себе, что одна из пуль вышибет ему мозги, исцелив раз и навсегда от страхов и сомнений, или что доктор прибережет хотя бы одну пулю для Папы.

Мысль была ужасная, он не мог не ощутить чувство вины, и все же, пока Папа не встал, показав, что жив, Люк молился, чтобы он умер и навсегда ушел из их жизни. Теперь он видел, как Аарон берет оружие из руки доктора и отводит затвор.

– Всего одна пуля осталась, – сказал он отцу.

Одна пуля, подумал Люк. Что ж он ее не потратил? Что ж ее не потратит Аарон? Но брат никогда так не поступит. Аарон будет предан отцу до конца. Неизвестно, из страха или уважения, да это и не важно. Аарон видел, как умирала Сюзанна. Несмотря на видимую заботу, проявленную на ферме Лоуэллов, он не станет вмешиваться, если Папа решит убить Люка. Это воля отца, а для них это все равно что воля Господа. Они служили, не задавая вопросов, и этого Люк, несмотря на многие годы преданной службы, так и не понял. Если бы не слова Лежачей Мамы, он бы никогда не уразумел, зачем они делают то, что делают, и смятение и внутренний конфликт, родившиеся в дни после смерти сестры, свели бы его с ума или вынудили бы сбежать.

«Фермер стреляет воронье и поливает жуков, чтоб защитить урожай, правильно? – однажды сказала ему Мама. – Стреляет диких псов, лисиц и проклятущих койотов, чтоб не таскали курей, не драли скот, правильно? Так же и мы. Мы редкая порода, все мы, и миру не терпится извести нас за то, во что мы верим, за то, что мы близки к Господу Всемогущему. Сгубить нас из зависти, потому что сами они к нему так близки не бывают. Они все звери, Люк. Гончие, которые подбираются к нам, хотят вырвать вас из моей груди, из милости Божьей, как сталось с твоей несчастной сестрицей – набили ее головушку гадкими мыслями и больными грезами, совратили, пока она не взбесилась от болезни и ее не пришлось усыпить. Не поддавайся им, мальчик мой. Папа научит, как оградить себя и родную кровь».

– Люк, – окликнул Папа. – А ну тащись сюда.

Слишком поздно. Он мог побежать, но его загонят. Он мог умолять, но они будут глухи.

Он умрет. Прямо здесь. И сейчас.

Его волосы пригладил теплый ветерок из разбитого окна, но он не шевелился.

Одна за другой к нему оборачивались головы. Сцена из его самых страшных кошмаров воплощалась в жизнь.

Вы все знаете, что делают с псиной, когда от нее больше нет толку, а?

Знаем, пап.

Отец сплюнул. Вытер рот рукавом.

– Парень, ты оглох, что ли? – он держал пистолет доктора. Пистолет с единственной пулей, которая оборвет жизнь. Его жизнь.

Не в силах унять дрожь, Люк уронил руку с ручки двери.

– Может, его ранило, – сказал Аарон. Затем громче: – Люк, тебя ранило?

Папа всматривался, ожидая ответа, затем зашагал к пикапу.

– Уж надеюсь, его ранило, – услышал Люк.