Война - Наталья Мар

– Не совсем так. До него еще вверх метров сто, как не больше.

– Почему бы природе хоть раз не уступить моей бестолковости…

Коридор темнел и сужался. Они вышли к стене, неказистой и серой: шахта закончилась неожиданным ничем.

– Как же так-то? – негодовала девушка, обшаривая на пару с роботом шероховатые камни. – Как они отсюда выходили? Ведь это точно начало шахты, здесь инструментов больше, чем в том конце…

– Жаль, если твоя блистательная дедукция погибнет здесь вместе с тобой.

– И с тобой.

– Нет, я буду жив еще очень долго. Очень, очень, очень…

– Я поняла! Пожалуйста, не надо.

– Разумеется, я поступлю глупо, позволив тебе в одиночку проглотить все капсулы, прежде чем ты все-таки умрешь от жажды, когда они закончатся. Потом мне придется есть те протухшие туши.

– Они не протухли.

– Но у них определенно вышел срок годности. Возможно, со временем я съем и тебя, а многим позже Бензер заметит, что ты вроде как не вернулась, и пришлет помощь. Или нет.

Самина поймала сателлюкс, от которого почти не было толку, и запустила в синтетика. Не попала, но свет померк.

Но только искусственный свет: стена, что они изучали сантиметр за сантиметром в четыре руки, озарилась голубым, белым, зеленоватым сиянием. Оно лилось из каждой трещинки, из каждого надлома и щели. И было похоже на молодую галактику в окуляре телескопа.

– Это арахнокампы – личинки биолюминесцентных грибных комариков, – ахнула девушка. – Они светят тем ярче, чем сильнее их трогаешь. Видишь? Там, где мы провели руками, они как новогодняя гирлянда.

– И кажется, их больше в трещинах. Нам надо зажечь все, чтобы как следует осмотреть стену.

Эйден достал акустический эмиттер, которым они крошили турмалин, и убавил мощность пучка. Комариков нужно было только пощекотать. Почти сразу биохимия внутри арахнокамп зажглась с такой силой, что в их свете можно было читать. Это и правда кое-что прояснило. На стене впереди проявился квадрат с человеческий рост, который переходил в точно такой же на полу, а сверху в квадрат на потолке. И в два – по бокам. Это были границы лифта для горнодобывающей техники, и путешественники стояли прямо внутри него.

– Отлично, милорд, и как же нам его запустить?

– Не знаю, не знаю… У вас люки приходят в негодность за сотню лет, а тут…

– Дался тебе этот люк! Брана славится жизнестойкими технологиями: в институте работает кофейный автомат, который старше тебя.

– Шутки про финансирование в твоем институте устарели еще больше. – хмыкнул синтетик и кивнул на хлипкую консоль. – Кажется, это пульт от подъемника?

Они наскоро очистили панель от арахнокамп и серого лишайника с помощью ножей. Тонкая крышка сенсора с изображением ладони рассыпалась прямо на глазах – похоже, она держалась на одних комариках. Эйден в порыве оптимизма приложил руку к магнитной полусфере, что обнаружилась под крышкой, но ожидаемо без толку.

– Жизнестойкая технология немножко мертва. – объявил он. – Видишь, нет реакции даже при прямом контакте с сенсором.

И тут Эйден узнал, что хлесткие имперские ругательства – не такие уж и грязные. Плюс выучил еще одно по-браниански.

– И что теперь?.. – завершив тираду, Самина от бессилья прислонилась к стене. За ее спиной растревоженный народец вспыхнул голубым.

– Сожалею, но придется возвращаться к гадюкам. Попытаемся расчистить завал.

– В полной темноте?! По этим острым кристаллам, вниз по змеиным гнездам, по живым кобрам, – и все ради того, чтобы ткнуться в непроходимый завал и все равно умереть от жажды? Лучше убей меня сразу и возьми все мои капсулы!

– Пожалуй, так и сделаю. – ее распотрошил несимметричный взгляд. – Уж не думала ли ты, что я буду сутками терпеть твои стенания?

Минуту (секунду? час?) он просто смотрел. И это было нечестно. Потому что сзади была эта стена, и воздух в легких заканчивался, а дышать… а как дышать?