Судьба на выбор - Дэни Аткинс (2015)

– Если честно, не знаю. Может быть, я тебя и простила, если бы не авария, – призналась я, к своему собственному удивлению. – Теперь мне никогда не забыть, что ты отнял. – Судя по растерянному взгляду, он не понимал. – Эми, – пояснила я. – Вздрогнув, он судорожно сглотнул. – Получается, ты отнял у меня Эми. Отнял добрую память о ней. – По щекам потекли слезы. – Я должна скорбеть о лучшей подруге, а из-за тебя, из-за того, что ты сделал, не могу! Всякий раз, когда думаю о ней, представляю вас двоих вместе в постели. – Я дрожала, сдерживая рыдания. Ричард молча сидел, ошарашенный моей тирадой. – Из-за тебя я не могу оплакивать ее или просто вспоминать о ней без злости. Я чувствую, что меня предали! И никогда тебе этого не прощу!

Кажется, сегодня нам удалось поставить точку. И вот я еду домой, коробка с вещами покачивается и гремит на пассажирском сиденье, а я обдумываю слова Ричарда, которые он вроде бы искренне сказал напоследок:

– Эмма, я больше не буду на тебя давить. Не буду пытаться вернуть тебя или навязывать свое общество…

Я кивнула, чувствуя облегчение, словно с плеч свалился тяжкий груз, а еще, как ни странно, панику оттого, что очередная страница моей жизни перевернута, и уже ничего не исправить.

– Но знай, – добавил он. – Если ты передумаешь – а ты обязательно передумаешь, – я буду тебя ждать.

Родители, к счастью, куда-то уехали, и мне не пришлось объяснять, что такое я заношу в дом. Я быстро рассовала вещи по своим местам и, закрывая двери шкафа, зацепилась взглядом за обувную коробку в дальнем углу. Оставалось одно незавершенное дело.

Устроившись на ковре, я распустила удерживающую крышку резинку. Оно лежало сверху. Ждало меня. Тогда было слишком рано, я не была готова. А сейчас – в самый раз.

Облокотившись спиной о кровать, я вытащила белый продолговатый конверт. Дрожащими пальцами надорвала край. Пора дать ей последнее слово. Пора прочитать письмо Эми.

Здравствуй, Эмма!

Нет, это звучит странно, как-то пафосно и официозно, согласись? Впрочем, вся эта ситуация очень странная. Я пишу письмо, хотя никогда не осмелюсь тебе его отдать. Наверное, я чокнулась. В любом случае ты все равно не станешь его читать. Ты даже говорить об этом не хочешь, а я беру и пишу черным по белому (точнее, синим по белому, потому что черной ручки у меня нет).

Но мне надо выговориться, выплеснуть все хотя бы на бумагу, и тогда, может, я смогу избавиться от этих мыслей (а заодно и от письма) и жить дальше.

Не знаю, как тебе это удается. Правда, не знаю. Ты обнимаешь меня при встрече, улыбаешься, а я ищу на твоем лице намек, хоть самый малюсенький, что ты при этом чувствуешь. И ничего не вижу. Или ты величайшая актриса в мире («…и «Оскар» достается Эмме Маршалл!»), или (что скорее всего) ты самая лучшая, самая добрая, самая чудесная на свете. Ангел… Нет, святая! В общем, какое-то неземное создание! Любой другой на твоем месте:

а) закидал бы меня камнями на центральной площади;

б) нанял бы киллера;

в) (наихудший вариант) навсегда отвернулся бы от меня и не разговаривал до конца дней.

Но только не ты!