Шоковая терапия - Ирина Градова (2011)

Он себя от счастья не помнил с тех пор, как Толмачев занял место Лицкявичуса, потому что это в его глазах, как, впрочем, и в глазах всего действующего состава ОМР, означало скоропостижную гибель Отдела. Не то чтобы Шилов открыто высказывал свои возражения в отношении моей дополнительной работы, но я знала, что он ее не одобряет. Толмачев же меня явно недолюбливал – это замечалось невооруженным глазом. Очевидно, он ошибочно считал, что я являюсь человеком, особо приближенным к его непримиримому врагу, а потому относился ко мне с большим подозрением. По этой причине он делал все для того, чтобы не задействовать меня в работе Отдела. Думаю, он, конечно, побаивался, что мы все одновременно можем побросать на стол свои удостоверения и написать заявления об уходе, но и одновременно желал этого. Если бы так произошло, Толмачев получил бы по шапке, но зато потом заново укомплектовал бы ОМР людьми, которые смотрели бы ему в рот и делали все, что он прикажет.

Я вышла в коридор с трубкой у уха, а оттуда передислоцировалась в кухню.

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовалась я, убедившись, что Олег ничего не услышит.

– Артем Иванович нашел медсестру.

– Ольгу Малинину? Где?

– В Москве. Оказывается, она туда переехала, примерно месяц тому назад.

– Как интересно – именно тогда, когда…

– Вот именно – когда убили Геннадия Рубина! Ситуация по меньшей мере странная, не находите? Убивают врача клиники, где работает Ольга, она становится главным свидетелем обвинения – и тут же таинственным образом исчезает. Ее показания подшиты к делу, а сама девушка неожиданно срывается с места!

– Но как можно исчезнуть с такой легкостью и за столь короткий срок? – с недоумением спросила я. – У любого же человека есть знакомые, друзья, квартира…

– Квартиры-то у нее как раз и не было, – ответил Лицкявичус. – Жила у тетки, и та утверждает, что племянница снялась с якоря как-то в одночасье, ничего практически не объяснив.

– Может, кто-то запугал Ольгу?

– Возможно, но тетка говорит, что ничего такого не заметила. Напротив, девушка, казалось, выглядела довольной.

– Вот здорово: убит ее коллега и, судя по всему, ее приятельница, Донская, с которой Ольга поддерживала доверительные отношения, а она довольна?!

– В любом случае, сидя в Питере, мы ничего не выясним. Так как насчет ваших планов?

– Вы хотите, чтобы я съездила в Москву?

– Если вы не против.

Обычно Лицкявичус ведет себя более настойчиво. Может, он понимает, что я, как и Леонид, занимаюсь этим делом исключительно из любви к искусству? Если только Толмачев прознает о наших эскападах, то и заявления не понадобится – вылетим мы из ОМР под громкие и продолжительные аплодисменты нового начальника!

– Ни за что не поеду в плацкарте! – предупредила я.

– «Александр Невский» вас устроит?

– Кто-кто?

– Билет вам Вика подвезет, минут через пятнадцать. Да, кстати, лучше начинайте-ка собирать сумку: если повезет, Вика вас и до вокзала подбросит.

– То есть… что, сегодня надо ехать, что ли?!

– А как же? Куй железо, пока горячо: завтра может быть уже поздно.

И он, следуя своему обыкновению, бросил трубку. Да, рановато я решила, что операция и болезнь сделали Лицкявичуса мягче и человечнее! Он заранее все спланировал, и этот звонок являлся всего лишь предупреждением – не слишком-то упреждающим. Он знал, что я не скажу «нет»: во-первых, потому что пожалею его, а во-вторых, потому что уже заинтересовалась этим делом. За то время, что ОМР руководит Толмачев, я застоялась, как лошадь в конюшне, которую давно не выводили из стойла. Моему организму жизненно необходим адреналин – я обнаружила эту зависимость не так давно, с тех пор, как стала работать в Отделе…. И как же мне все это объяснить Шилову, причем быстро и доходчиво, потому что, судя по словам Лицкявичуса, Вика скоро будет здесь?!

* * *