Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру (1993)

Все ясно как день, и я заставил Ларсана признаться мне в этом. Что он и сделал с превеликим удовольствием, так как был не только отъявленным негодяем, но еще и артистом своего дела. Это его манера работать. Также он поступал и при ограблении «Всеобщего кредитного общества», и при похищении золотых слитков. Эти дела следует пересмотреть, господин председатель, так как с тех пор, как Ларсан-Бальмейер начал работать в сыскной полиции, в тюрьмах оказалось множество невиновных людей.

XXVIII. ГЛАВА, в которой доказывается, что всего не предусмотришь

Большое волнение, шум, крики «браво». Мэтр Анри-Робер выступил с предложением отложить рассмотрение дела до следующей сессии для получения дополнительных данных. Прокурор присоединился к этому предложению, и дело было отложено. На следующий день Робер Дарзак был освобожден условно до следующего заседания суда. Счастливо избежав ужасного обвинения, которое ему угрожало, он выражал надежду, что мадемуазель Станжерсон постепенно поправится. Папашу Матье освободили из-под стражи немедленно. Тщетно искали Фредерика Ларсана.

Что касается Рультабиля, то он стал всеобщим кумиром. Публика с триумфом вынесла его из Версальского дворца на руках. Крупнейшие газеты мира описывали его подвиги и помещали его фотографии. И он, который интервьюировал столько знаменитостей, сам стал знаменитым, и репортеры наперебой старались поговорить с ним. Должен признать, что это не заставило его задрать нос.

Мы вместе уезжали из Версаля, весело отметив в ресторане его возвращение из Америки. В поезде я закидал его вопросами, которые не задавал во время обеда, зная, что Рультабиль любит поесть спокойно.

— Мой дорогой, — сказал я ему, — дело Ларсана исключительно и достойно вашего героического ума.

Однако Рультабиль жестом остановил меня и попросил выражаться попроще, заявив, что никогда не утешится, если такой прекрасный интеллект, как мой, рухнет в бездну глупости и только по причине моих неумеренных восторгов его недостойной личностью.

— Перехожу к делу, — сказал я, слегка задетый, — все происшедшее не объясняет мне, что вы делали в Америке. Если я правильно понял, то, уезжая в последний раз из Гландье, вы уже знали, что Ларсан убийца, и вам было ясно, каким образом он пытался совершить преступление.

— Вполне. А вы, — спросил он, меняя тему разговора, — разве вы ни о чем не догадывались?

— Ни в малейшей степени.

— Это невероятно.

— Но, дорогой друг, вы же скрывали от меня свои мысли, а я не умею читать их на расстоянии. Когда я объявился в Гландье с револьверами в карманах, вы уже его подозревали?

— Да, я сделал выводы после происшествия в Необъяснимой галерее, но возвращение Ларсана в комнату мадемуазель Станжерсон было мне еще непонятным. Если помните, пенсне дальнозоркого я увидел уже только при вас. Наконец, все эти подозрения были обоснованы, так сказать, только теоретически, и версия о Ларсане-убийце показалась мне настолько чудовищной, что я решил подождать более очевидных улик. Эта мысль все время меня преследовала, и по временам я разговаривал с вами о сыщике в таком тоне, что вы должны были насторожиться.

Во-первых, я не говорил, что он ошибается, а назвал всю систему его доказательств достойной презрения. Вам казалось, что это относится к полицейскому, я же имел в виду бандита. Вспомните, перечисляя все доказательства, скопившиеся против Робера Дарзака, я вам сказал: «Все это дает основания для гипотезы Великого Фреда, которая введет его в заблуждение». И я прибавил тогда удивившим вас тоном: «Но так ли уж заблуждается Фредерик Ларсан? Вот в чем все дело!»

Это должно было заставить вас задуматься. Все мои подозрения вылились в этой фразе. Я хотел сказать, что он не столько заблуждается, сколько желает ввести в заблуждение нас.