Соверен - Кристофер Сэнсом (2008)

— Я много думал о том, что вы мне рассказали, сержант, — сделав над собой усилие, продолжал я. — Мне тяжело сознавать, что ваши родители лишились земли по моей вине. Боюсь, я вынес решение, не изучив должным образом все обстоятельства, связанные с передачей земель в аренду. У ваших родителей сохранились какие-либо документы, подтверждающие их права?

— Нет. — Он уныло покачал головой. — Все документы давным-давно утеряны. Но на протяжении нескольких поколений предки мои арендовали землю у монахов.

— Если бы нам удалось найти записи, которые это подтверждают, это многое изменило бы. Можно было бы добиться пересмотра дела.

— Мои родители не умеют ни читать, ни писать, — смущенно пробормотал сержант. — Они во всем полагаются на дядю, а он, честно говоря, тоже не слишком большой грамотей. И уж конечно, услуги стряпчего им не по карману.

— А когда они должны будут покинуть свою ферму?

— Через шесть месяцев, — вздохнул сержант. — Не позднее дня весеннего равноденствия.

— Послушайте, я чувствую свою ответственность за это дело. После возвращения в Лондон я могу оказать вам помощь. Если хотите, конечно.

— Я же сказал, родители мои бедные люди. Они не могут платить стряпчему.

— Я ничего с них не возьму. Pro bono, как говорим в таких случаях мы, юристы.

Лицо молодого солдата посветлело.

— Правда, сэр? О, если бы вам удалось вернуть нашу ферму…

— Я ничего не обещаю. Но я сделаю все, что возможно.

— Спасибо.

Сержант взглянул на меня в некотором замешательстве.

— Признаюсь, когда я узнал, что злополучное решение вынесли именно вы, я клял вас на чем свет стоит.

— Проклятия меня не берут, — усмехнулся я. — За свою жизнь я получал их слишком много.

— Если вы нам поможете, я до конца дней своих буду благословлять ваше имя, — с пылом заверил сержант. — Вы представить себе не можете, как я вам благодарен…

— Пока что вам не за что меня благодарить, — буркнул я, несколько смутившись. — Если вы не возражаете, я хотел бы увидеть Бродерика.

Ликон кивнул и извлек из кармана ключи.

— И зачем только люди заключают себе подобных в темные вонючие камеры? — задумчиво изрек он. — Ведь в мире и без того достаточно бед и страданий.

Бродерик пластом лежал на своей койке. Вид у него был столь измученный, что сердце мое невольно сжалось от сострадания. В неровном свете свечи преждевременные морщины, избороздившие его юное лицо, казались особенно глубокими. Завидев меня, он с трудом поднял голову.

— У вас есть чем утолить жажду? — спросил я.

— Да, — кивнул он и указал на кувшин, стоявший на полу.

— Я знаю, где вы раздобыли яд, сэр Эдвард, — тихо произнес я. — Вы отравились ядовитыми грибами, которые росли в водосточной трубе за вашим окном.

Несколько мгновений он неотрывно смотрел на меня, потом отвел взгляд.

— Какая разница, — безучастно проронил он. — Мне не удалось избавить себя от мучений. И другого шанса у меня не будет.

— Как только вы сумели заставить себя проглотить такую гадость?

— Мысль о том, что мне предстоит, была сильнее отвращения, — пожал плечами Бродерик. — Я зажимал нос руками, чтобы не чувствовать запаха, и заталкивал грибы в себя вместе с водой.

— Да, запах они издают ужасающий.

— Все оказалось напрасно, — бросил Бродерик. — Мой желудок изверг отраву. Он оказался слишком чувствительным.

Бледное лицо его исказила гримаса злобы и отчаяния.

— Послушайте, почему бы вам не рассказать им все, что они от вас требуют? — произнес я, глядя ему прямо в глаза. — В конце концов под пытками они все равно вытянут из вас все. Зачем обрекать себя на бессмысленные страдания? А если вы будете откровенны, вы сможете подать просьбу о помиловании. Как знать, может, оно будет вам даровано.

Бродерик зашелся хриплым судорожным смехом.