Соверен - Кристофер Сэнсом (2008)

Итак, я был прав, предположив, что Эдуард IV является бастардом. Как я и думал, таинственный Блейбурн — настоящий отец короля. А вот брат Сванн ошибался, полагая, что с лучником, дерзнувшим вступить в связь с герцогиней, разделались, как только эта история вышла наружу. В действительности Блейбурн умер своей смертью и на смертном одре сделал признание, первые строчки которого мне удалось пробежать глазами. Строки, выведенные неровным почерком человека, не привыкшего держать в руке перо, возникли перед моим мысленным взором.

«Я, Эдвард Блейбурн, находясь на пороге смерти, желаю сделать сие признание, дабы весь мир узнал о моем тяжком грехе…»

Скорее всего, он умер до 1483 года, до того, как Сесиль Невиль тоже сделала свое признание. Будь он жив, старуха непременно заявила бы, что соучастник ее грехопадения может подтвердить истинность ее слов.

А в апреле этого года, после того как заговор был пресечен на корню, один из его участников под пытками проговорился о существовании документов, весьма опасных для репутаций нынешнего короля. Но, по всей вероятности, он не знал, где и у кого хранятся эти бумаги. Заговорщики, как правило, не доверяют друг другу и стараются сообщать своим сообщникам лишь минимум необходимых сведений. Бернард Лок, заключенный в Тауэре, знал, что бумаги находятся у стекольщика Олдройда. Но до сей поры Локу удавалось избежать пыток, ибо у него имелись заступники, а свидетельства, подтверждающие его участие в заговоре, были весьма слабы. Тем временем в Йорке арестован Бродерик. Возможно, ему известно многое. Но он упорно хранит молчание, и потому решено отправить его в Лондон и передать в руки искусных палачей.

Любопытно, что представляют из себя прочие документы, хранившиеся в шкатулке? Вероятно, они каким-либо образом подтверждают признание Блейбурна. Одним из таких подтверждений служит «Titulus». Что до родословного древа, оно служит чем-то вроде вспомогательного средства. Но кто посвящен во все подробности этой истории?

Король и члены Тайного совета еще весной узнали о существовании опасных документов. Я рассказал Малевереру, что Олдройд перед смертью упомянул о некоем Блейбурне, а тот передал это герцогу Суффолку. Стоило герцогу услышать злополучное имя, он сразу переполошился. Возможно, он объяснил Малевереру причины своей тревоги. И тот произнес фразу, которая так меня озадачила: «Все началось с Сесиль Невиль».

В памяти всплыли последние слова умирающего стекольщика: «Если у Генриха и Кэтрин Говард родится дитя, ему не бывать истинным наследником престола. Она знает об этом».

Пораженный внезапной догадкой, я остановился посреди улицы. Как только я раньше об этом не подумал! Стекольщик имел в виду отнюдь не измену юной королевы, не то, что отцом ее ребенка может оказаться молодой повеса Калпепер. Дети короля не имеют законных прав на английский трон, ибо сам Генрих является внуком лучника. А слова «она знает» относились вовсе не к королеве, а к Дженнет Марлин, только что столкнувшей его с лестницы.

— Так, значит, Кэтрин Говард здесь ни при чем, — неожиданно для себя самого произнес я вслух.

Барак расхаживал по комнате, как видно, не найдя более содержательного занятия; он слишком рано отказался от костыля и, ступая на поврежденную ногу, всякий раз морщился.

— Не слишком себя утруждайте, — предостерег я.

— Нога почти не болит, если не опираться на нее всем телом! — сообщил Барак.

Он вновь шагнул, поморщился и тяжело опустился на кровать.

— Черт, до чего мне надоело быть калекой!

— Джек, мне удалось кое-что выяснить, — произнес я, усаживаясь на свою постель.

— Что еще?

В голосе Барака не слышалось ни малейшей заинтересованности. Но когда я рассказал ему о том, что услышал от брата Сванна, и поделился собственными догадками, он потрясенно присвистнул:

— Господи боже!

Несколько мгновений Барак молчал, пытаясь осмыслить услышанное.