Соверен - Кристофер Сэнсом (2008)

Я отошел от окна и, содрогаясь от холода, растянулся на койке. Час шел за часом. Редвинтер затих и, судя по всему, погрузился в дрему. Скрежет ключа в замке заставил нас обоих открыть глаза. Но то был всего лишь молодой надзиратель, который принес нам еду — жидкую похлебку с отвратительным запахом. На поверхности неаппетитного варева плавали хрящи сомнительного происхождения.

— Если хотите, чтобы кормежка была лучше, платите денежки, — заявил парень, поставив миски на пол. — Судя по виду, вы оба джентльмены. Наверняка вас будут навещать друзья.

— А разве здесь разрешены посещения? — спросил я.

— Ясное дело, разрешены, — ответил тюремщик, глядя на меня как на безнадежного недоумка. — Откуда же иначе вы возьмете деньги. Что, вы ждете гостей?

— Надеюсь, ко мне кто-нибудь заглянет, — пробормотал я, лишь сейчас осознав, как отчаянно мне хочется увидеть участливое, дружеское лицо.

— Меня посетит архиепископ Кранмер, — надменно сообщил Редвинтер. — И вместо денег все вы получите хорошую головомойку.

— Может, к вам и король пожалует? — расхохотался надзиратель.

После того как дверь за ним закрылась, Редвинтер схватил свою миску и принялся жадно пожирать похлебку. Я с трудом проглотил несколько ложек вонючей бурды, которая, казалось, тут же принялась разъедать мой болезненно сжавшийся желудок.

Время тянулось медленно. За окном начали сгущаться сумерки. Дождь по-прежнему шлепал по реке. Судя по всему, наши тюремщики используют те же средства, что и отец Редвинтера. Они заставляют нас томиться ожиданием, зная, что воображение истерзает узников картинами предстоящих пыток. Я снова растянулся на койке.

«Барак и Ренн не оставят меня в беде, — сказал я себе. — Они непременно меня вызволят».

С наступлением вечера могильный холод, царивший в камере, заставил меня позабыть обо всем. Одежда моя промокла под дождем по пути в Тауэр, и не приходилось рассчитывать, что здесь она когда-нибудь высохнет. Дождь за окном не унимался. Шелест струй становился то громче, то тише, ибо уровень воды в реке то прибывал, то убывал. Я так окоченел, что попытался завернуться в тощий тюфяк. Со скованными руками это оказалось не так просто. Тюфяк насквозь пропах мочой и потом, соломинки забились мне под одежду, вынуждая беспрестанно почесываться.

Редвинтер не издавал ни звука. В темноте я с трудом различал очертания его тела на противоположной койке. Представив, что он лежит без сна и в его воспаленном мозгу бродят бог весть какие мысли, я беспокойно заерзал. Оставалось надеяться, что сосед мой спит.

Тюфяк немного согрел меня. Я задремал, однако вскоре очнулся от холода. Небо, расчерченное квадратами оконной решетки, начало светлеть. Дождь так и не прекратился. Через некоторое время я снова забылся, погрузившись во власть невероятно отчетливых кошмарных снов. В одном из них меня, закованного в цепи, повели на аудиенцию к королю.

Он возлежал на роскошной кровати в том самом павильоне, где мы некогда имели разговор с леди Рочфорд. Ночная рубашка, в которую был облачен король, не скрывала жирных складок ужасающе грузного тела. Складки пришли в движение, когда Генрих попытался сесть. Я отметил также, что он почти лыс: жалкие остатки рыжеватых волос обрамляли круглую плешь.

— Полюбуйся, что ты наделал, мерзавец! — возопил монарх, грозно сверкнув взглядом.

Он отбросил одеяло, и я увидел на одной из его тумбообразных ног широкую черную полосу, на которой росли грибы вроде тех, какими отравился Бродерик.

— Ты дорого заплатишь за это, Блейбурн! — заявил король, буравя меня ледяными глазами, столь похожими на глаза Редвинтера.

— Но я вовсе не Блейбурн!

Я умоляюще простер к королю руки, но солдаты остановили меня, потянув за цепи. Раздалось лязганье, и наручники болезненно впились в мои запястья.

Я проснулся от собственного стона.