Беглецы - Нил Шустерман (2012)

— Я жила в государственном интернате и училась музыке, — говорит Риса, набрав в грудь воздуха, чтобы успокоиться, и немедленно начинает жалеть о том, что рассказала об интернатском прошлом, так как даже в среде беглецов существует негласная социальная иерархия. Естественно, парень, которого она окрестила Стюардом, откидывается на спинку стула и скрещивает руки, демонстрируя, как кажется Рисе, неодобрение.

— Я тоже Сирота, — говорит парень, сидящий слева. — Штат Флорида, Восемнадцатый Государственный Интернат.

— Двадцать третий, штат Огайо, — отзывается Риса.

— А на каком инструменте ты играешь? — спрашивает девушка.

— На фортепиано. Классическую музыку.

— Жаль, — говорит Стюард. — Музыкантов у нас много, а самолеты не комплектуются пианино.

— Я выжила и, следовательно, завоевала право на уважение, — говорит ему Риса. — Кажется, так написано в правилах Адмирала? Думаю, твой апломб ему бы не понравился.

— Так, ладно, может, мы уже будем продвигаться дальше? — спрашивает Стюард, досадливо морщась.

Девушка, стараясь сгладить неловкость, улыбается Рисе.

— К сожалению, — говорит она извиняющимся тоном, — в сложившейся ситуации, помимо музыкантов-виртуозов, нам требуются и другие профессионалы. Ты умеешь делать что-нибудь еще?

— Вы дайте мне какую-нибудь работу, — предлагает Риса, стараясь, в свою очередь, завершить не слишком приятный разговор, — а я, думаю, с ней справлюсь. Полагаю, мы здесь затем, чтобы определить меня на какую-то работу, верно?

— Ну, знаешь, нашему коку всегда нужны подручные по камбузу, — говорит Стюард. — Особенно после еды.

Девушка смотрит на Рису умоляющими глазами, надеясь, вероятно, что она все же расскажет о каких-нибудь еще профессиональных навыках.

— Посудомойка? Отлично. Теперь, надеюсь, я могу идти?

Поднявшись на ноги и стараясь выказать как можно больше презрения членам трибунала, Риса собирается уходить, но в этот момент в салон входит следующий посетитель.

Выглядит он, мягко говоря, неважно. Его нос похож на раздавленную сливу — и формой, и цветом. Рубашка испачкана запекшейся кровью, продолжающей капать из обеих ноздрей.

— Что с тобой? — спрашивает Риса.

Парень смотрит на нее и, видимо узнав, грозит ей пальцем.

— Случилось? — спрашивает он. — Это твой парень сделал, и я ему этого не забуду.

Рисе хочется задать ему кучу вопросов, но, взглянув на запятнанную кровью рубашку, она решает отложить расспросы до лучших времен. Нужно помочь парню остановить кровь. Он и сам пытается это сделать, закидывая голову назад.

— Нет, неправильно, — говорит Рйса. — Наклонись вперед — или захлебнешься собственной кровью.

Парень послушно наклоняет голову. Троица выходит из-за стола, чтобы помочь парню, но их помощь не требуется — у Рисы все под контролем.

— Зажми вот здесь, — говорит она, показывая, в каком месте следует приложить пальцы, чтобы остановить кровь. — Нужно проявить терпение.

Кровотечение прекращается, и парень, сидевший слева, подходит к Рисе.

— Здорово у тебя получилось, — говорит он.

Естественно, Рису тут же повышают по службе, превращая из посудомойки в медицинского работника. Забавно, но в какой-то степени это заслуга Коннора, так как именно он повредил мальчику нос. Вакантная же должность посудомойки, по злой иронии, достается именно парню со сломанным носом.

* * *

Первые несколько дней вести себя как настоящий доктор чрезвычайно трудно и страшно. В самолете, где живет медицинский отряд, много ребят, знающих гораздо больше, но вскорости Риса понимает, что они, подобно ей, учились всему по ходу дела.

— У тебя все получится, — говорит ей старший врач, мальчик, которому уже исполнилось семнадцать. — Ты самородок.