Беглецы - Нил Шустерман (2012)

Ему выделили адвоката, избравшего в качестве техники защиты признание невменяемости. По его словам, быть невменяемым хорошо. Льву так не кажется, и он постоянно твердит, что в своем уме, и о невменяемости не может быть и речи, хотя в глубине души особой уверенности в этом не испытывает.

Дверь камеры открывается. Лев ожидает увидеть очередного агента, пришедшего, чтобы провести допрос, но посетитель пришел с иной целью. Лев даже не сразу узнает его — главным образом потому, что на нем нет обычного пасторского одеяния. Посетитель одет в джинсы и полосатую рубашку на пуговицах.

— Доброе утро, Лев.

— Пастор Дэн?

Массивная дверь захлопывается за спиной священника совершенно бесшумно: мягкая обивка на стенах поглощает все звуки. Пастор Дэн потирает руки от холода. Могли бы сказать ему, чтобы взял с собой куртку, думает Лев.

— С тобой хорошо обращаются? — спрашивает пастор Дэн.

— Да, — шутливо отвечает Лев. — Если ты взрывоопасен, никто тебя не ударит, и это хорошо.

Пастор Дэн встречает шутку сдержанным смехом, после чего наступает неловкое молчание. Пастор заставляет себя посмотреть Льву в глаза.

— Если я правильно понимаю, они продержат тебя в таком положении еще несколько недель, после чего ты сможешь выйти из леса.

Лев пытается сообразить, что за лес он имеет в виду. Его жизнь определенно сейчас напоминает чащу, в которой безнадежно заблудилась душа. Чаща находится в лесу, а лес — в другой чаще, и так без конца. Непонятно даже, зачем к нему пришел пастор и что он испытвает по этому поводу. Стоит ли обрадоваться его приходу или рассердиться? Это же тот самый человек, который рассказывал ему с самого детства, что быть жертвой, уготованной Господу, святая обязанность, а потом неожиданно потребовал, чтобы Лев бежал, чем дальше, тем лучше. Пришел ли он, чтобы прочесть ему нотацию? Или поздравить его? Прислали ли его родители, понимая, что он так зол на них, что приходить самим не стоит? А может, его решили казнить и пастор пришел, чтобы выполнить свой долг священника?

— Почему бы вам просто не покончить с этим? — спрашивает Лев.

— С чем покончить?

— С тем, ради чего вы здесь. Просто скажите мне, зачем пришли, и идите.

В камере нет стульев, и пастору приходится опереться на покрытую мягкой обивкой стену.

— Что они тебе все-таки рассказали о происходящем?

— Я знаю только то, что происходит в этой камере. То есть ничего.

Пастор Дэн вздыхает и трет глаза, размышляя, с чего лучше начать.

— Прежде всего, — наконец говорит он, — знаешь ли ты молодого человека по имени Сайрес Финч?

Услышав это имя, Лев моментально впадает в панику. Естественно, агенты от души покопались в его прошлом. Так всегда бывает с террористами — их жизнеописание превращается в дело, страницы дела распечатывают и развешивают на стене, чтобы изучать и сопоставлять факты, а люди, имевшие к ним отношение, становятся подозреваемыми. Естественно, обычно это случается, когда теракт уже совершен, а сам террорист благополучно перешел в мир иной.

— СайФай не имеет к этому никакого отношения! — восклицает Лев. — Совершенно никакого. Не нужно его вмешивать в это дело!

— Успокойся. С ним все в порядке. Просто так получилось, что он стал причиной громкого скандала, и, поскольку вы с ним знакомы, люди к нему прислушиваются.

— Скандал связан со мной?

— Скорее, с самим существованием разборки, — объясняет пастор Дэн, решившись наконец подойти ближе ко Льву. — То, что случилось в лагере «Хэппи Джек», заставило заговорить многих людей, предпочитавших раньше прятать голову в песок. В Вашингтон посыпались требования запретить заготовительные лагеря, а Сайрес даже выступал перед Конгрессом.

Лев пытается представить себе Сайреса, разговаривающего на старом добром черном диалекте с комиссией Конгресса. Подумав об этом, он улыбается. Впервые за долгое время.