Атлантида - Дэвид Гиббинс (2006)

— Больший, чем Везувий и гора Святой Елены, вместе взятые, — добавил Костас. — Сорок кубических километров вулканического пепла и огромная морская волна, способная поглотить даже Манхэттен.

— Это была катастрофа, которая покатилась далеко за пределы минойской цивилизации. Вместе с гибелью большинства жрецов стал клониться к закату и сам бронзовый век. Мир, который отличался вековой стабильностью и процветанием, погрузился в хаос и анархию, раздираемый внутренними конфликтами и неспособный противостоять внешнему вторжению, постигшему их с севера.

— Однако некоторым жрецам все же удалось избежать гибели, — вмешался Костас. — Пассажиры нашего минойского судна, конечно, погибли, но те, кто ушел первым, вероятно, спаслись.

— Да, действительно, — подтвердил Диллен. — Как и жители Акротири, жрецы в горном святилище получили предупреждение — вероятно, едва заметные колебания почвы, которые, как считают сейсмологи, появились за несколько недель до главного землетрясения. Думаю, большинство жрецов все-таки погибли, но другие нашли безопасную гавань на юге острова, где находился Фест. Не исключено, что некоторые жрецы присоединились к своим собратьям в Египте и Леванте.

— И все же с тех пор не было попыток возродить Атлантиду, — грустно заметил Костас. — Не было больше никаких экспериментов.

— Да, те времена настали в мире бронзового века, — угрюмо отозвался Диллен. — На северо-востоке собирались с силами хетты в своих укрепленных городах Анатолии. Это была мощная волна, которая вскоре докатилась до ворот Египта. На Крите оставшиеся минойцы были бессильны противостоять микенским завоевателям, которые прибыли туда с материковой Греции. Это были предки Агамемнона и Менелая, которые вскоре развернули титаническую борьбу с Востоком, так прекрасно описанную Гомером в бессмертном произведении, посвященном падению Трои. — Диллен обвел взглядом присутствующих. — Жрецы знали, что уже не имеют прежнего могущества, чтобы определять судьбы мира. Своими амбициями они навлекли гнев богов и спровоцировали гибель древней родины. Взрыв острова Фера должен был показаться им апокалипсисом, концом света, своеобразным Армагеддоном. С тех пор жречество уже никогда не играло активной роли в жизни людей, а отгородилось от мира святилищами и погрузилось в мистические пророчества. Вскоре минойский Крит, как до этого сама Атлантида, превратился в смутные воспоминания о земном рае, в моральные поучения о высокомерии человека перед могуществом богов, в историю, где переплелись мифы и легенды, хранившиеся веками в закрытых кельях последних верховных жрецов.

— В святилище храма в Саисе, — подсказал Костас. Диллен кивнул:

— Египет был единственной цивилизацией, которая непосредственно граничила со Средиземноморьем и испытала на себе потрясения в конце бронзового века, и единственным местом, где жречество могло притязать на сохранение беспрерывной традиции, уходящей корнями в Атлантиду. Думаю, Аменхотеп был последним из этой родословной, единственным, кто имел отношение к зарождению классической эры. И эта традиция тоже была обречена на исчезновение два столетия спустя в результате завоеваний Александра Великого.

— И все же это наследие продолжало существовать, — возразил Джек. — Аменхотеп успел передать факел Солону, человеку, чьи образованность и культура оставляли надежду, что однажды идеалы основателей будут возрождены. — Он сделал паузу, а потом продолжил, не пытаясь скрыть волнения: — И вот сейчас эта священная обязанность выпала нам. Впервые после античных времен наследие Атлантиды открыто перед человечеством, причем не только то, что мы с вами видели, но и невысказанная мудрость, глубину которой до конца не осознал даже сам Аменхотеп.