Забудь мое имя - Дж. Монро (2019)

– Он и вправду знает, как спрятаться, – хмыкает Сайлас, заметив, что окрас конька совпадает с цветом коралла за его тельцем. Он выглядит одновременно и новорожденным, и старым, и почти до странности чужим в морском мире.

Сайлас и Стровер переходят к следующей картине – как студенты-искусствоведы в галерее. Всего на стене висит восемь фотографий в рамках. Приезжий филантроп решил пробудить у местных жителей тягу к искусству? Надумал сделать Суиндон культурным центром Британии? Похоже, этот человек любит бросать вызовы судьбе и обществу…

– «Hippocampus Florence», – произносит Сайлас, разглядывая снимок. На ней запечатлены целых два конька. – Это что – «Флорентийский морской конек»? Если судить по названию, он должен обитать где-то в Средиземном море, у берегов Италии. Только вот я не могу себе представить, как бы эта картина смотрелась в галерее Уффици.

– Всего в научном мире известно пятьдесят четыре вида морских коньков, – продолжает информировать его Стровер. «Желтый морской конек», «Длиннорылый морской конек»… – девушка внезапно замолкает и снова переводит взгляд с экрана мобильника на подпись к фотографии. А, когда вновь заговаривает, ее голос звучит намного серьезнее: – Флорентийского морского конька в природе не существует…

Ее тон заставляет Сайласа насторожиться. Детектив подходит ближе к изображению. Когда-то он тоже увлекался фотографией – но снимал, в основном, пейзажи и достопримечательности тех мест, куда его заносила жизнь. А не подобные вещи. Сайлас пристально вглядывается в снимок. В отличие от Конька Дэниса, в положении туловищ двух «флорентийских» коньков есть что-то неправильное. Как будто поверх каждого из них было наложено еще одно фото. Сайлас не уверен, что это дефект съемки. Такое впечатление, что фотография была отретуширована. Насыщенность красок явно была намеренно усилена, чтобы акцентировать цветовую тональность коньков и структуру коралла.

Сайлас перемещается к следующей картине, бросая попутно взгляд в зону кафе. Девушка за прилавком кивком показывает ему на стакан. Интересно, кому она отправляла эсэмэску? Уж не Тони ли? – снова озадачивается Сайлас.

– Ваш соевый мокко готов, – смакуя слова, сообщает он своей помощнице.

Стровер отходит к прилавку, чтобы забрать свой напиток.

– Что? – спрашивает она босса по возвращении.

– Ничего, – бормочет тот себе под нос.

По правде говоря, кофе пахнет чертовски вкусно, – вынужден признать Сайлас. Но он все равно не будет его заказывать. Сейчас не до кофе. Детектив впивается глазами в очередную картину. Она называется «Hippocampus alwyn». Похоже, уэльские коньки…

И тут Сайласа осеняет. «Мастер маскировки…» Живот детектива скручивает от боли – как уже было, когда на его участок в первый раз доставили Конора, почти в бессознательном состоянии и совершенно неузнаваемого.

– Помните, что сказала нам Сьюзи в больнице? – спрашивает он Стровер. – О том, что у Мэдди была подруга, которая умерла?

Стровер кивает:

– Она и мне рассказала о ней, когда я ее допрашивала.

– А как звали ту ее подругу?

Вопрос Сайласа чисто риторический. Но он не останавливает помощницу, потянувшуюся за блокнотом. Пока Стровер просматривает свои записи, Сайлас возвращается к первой картине и перечитывает подпись: «Hippocampus Florence». Вот он – тот самый момент, ради которого он сгорает на работе, которого он всегда ждет и страшится одновременно. Момент, когда пронзительная догадка стимулирует резкий выброс в кровь адреналина. Только победную эйфорию омрачают образы жертв.

– Флер, – говорит Стровер, отрывая взгляд от своего блокнота. – Умершую подругу Мэдди звали Флер.

Сайлас вплотную придвигается к изображению, изучая его рептилоидные черты.

– Флер – это вариант имени Флоранс, – говорит он.

«Hippocampus Florence» не имеет никакого отношения к Италии.

88