В агонии - Ольга Арсид (2019)

– Видит Бог, я буду бороться с вами до последнего! – Эллен в каждую букву вложила всю ненависть к этим людям, всю мужественность, которая в ней еще осталась, и всю любовь к тем, кто ждал ее за воротами.

– Что ж, – усмехнулся Виктор, – раз это твое решение…

– Вить, не надо, дай ей время, – вступилась Джиллиан.

Виктор не стал ее слушать. Он окликнул Лесю и парней, которые стояли за дверьми. Два стража и фиалковая барышня мгновенно предстали в зале.

– Проводите ее в комнату. Леся, блокировка только наружная, никаких посещений. Полная изоляция на неделю. Будет так, раз мы не милы Эллен, – со злостью закончил дядя.

– Вить, пожалуйста, она всего лишь ребенок, – взмолилась Джиллиан, – глупый, упрямый ребенок. Нужно больше времени…

– Замолчи, Джил, – велел он. – Приступайте!

Парни двинулись навстречу, но Эллен не испугалась. Черт с ними со всеми! Она поднялась со стула и присела в изящном реверансе перед дядей, одарила его широчайшей улыбкой, а потом, выставив руки вперед, словно на нее должны надеть наручники, двинулась к элитовцам.

В лифте Леся не удержалась и высказала свое мнение:

– Ты сама себе яму роешь. Язык твой – враг твой. Это точно про тебя. Даже Артур не смеет перечить Виктору Романовичу.

Эллен промолчала.

Парни заняли места по разным сторонам двери, Леся зашла с Эллен в комнату. Она открыла ключом ванную.

– Воду наверняка тебе отключат. Мне правда жаль, что так вышло. Я говорила, что тебя сломают. Лучше бы ты сразу согласилась, а теперь… что ж, увидимся через неделю.

Леся закрыла дверь, бросив печальный и, похоже, искренний взгляд на пленницу.

– День первый, – хмыкнула Эллен.

***

Она убеждала себя, что просидеть неделю в одиночестве – раз плюнуть. В конце концов, практически такой и была ее прежняя жизнь. Небольшая поправка: папа дома по вечерам, но можно представить, что он уехал в командировку. Подумаешь, неделя…

Не учла Эллен степень жестокости дяди. Полная изоляция, как показал первый день – это ни еды, ни воды. Если без первого Эллен могла хоть как-то прожить, то без второго уже к вечеру она начала сходить с ума. Сенсер без воды – это поистине издевательство, а сенсер, умирающий от поглощения, – вдвойне.

Но Эллен гордая, она промолчала. Первый день.

На второй ее выдержка пошатнулась:

– Хотя бы воды дайте. Я же сенсер, черт возьми! За дверью люди вообще есть? Или только бессердечные монстры?

Бесполезно, ни звука. Хоть пей из унитаза. Вот только он, предатель, смывал автоматически, воды в бачке не накапливал за неимением таковой детали.

Живот за сутки без еды начинал безумствовать, голова кружиться. Поглощение стало гневаться все чаще и чаще. Эллен не знала, куда себя деть. Она бродила по комнате, переставляла вещи с места на место. Даже одежду перемерила от скуки. Поспала, чтобы быстрее прошло время.

К вечеру ее начало тошнить. Перед глазами летали искорки. Она очень хотела есть, еще больше хотела пить, а энергетический голод вообще перешел всякие границы. Каждый раз, приходя в себя после поглощения, Эллен думала об энергии. Она вспоминала, какое это сладкое чувство, когда чужие потоки вливаются в тебя, наполняют тело мощью.

К наступлению третьего дня она была обессилена, обезвожена, но все меньше думала о еде и воде, и все больше об энергии. Иногда Эллен замечала, что ее трясет от одной мысли. Перед глазами вставала картина: наркоман, бьющийся в конвульсиях и орущий «Дайте мне дозу!» Тогда она спохватывалась, сжималась в клубок и гнала мысли прочь.

Эллен умирала без своей дозы.

К концу третьего дня над ней сжалились. И кто? Сам Виктор Романович. Эллен с трудом повернула голову, когда дверь хлопнула. Она была вся в поту, только-только восстанавливала дыхание после адского пекла, кое устроило ей поглощение.

– Ну как ты тут, дорогая? – спросил Виктор, подойдя к кровати. – Выглядишь неважно.