Нью-Йорк - Татьяна Богатырева, Евгения Соловьева (2019)

Распахнув глаза и захлопнув ноутбук (рефлекторно, вдруг кто увидит, что я там пишу!), я увидела его – за тем же столиком на корме, где я устроилась работать, напротив меня. Поставив полупустой стакан с мохито, он рассматривал меня со смесью удивления и восхищения, словно орнитолог редчайшую птичку.

Щеки залил предательский жар, я машинально сомкнула ноги, хотя знала точно: все, что хотел – он увидел. И покусанные губы, и торчащие соски. А о влажных трусиках догадался, несложно было.

– Подсматриваете, милорд.

– Да. – Он перегнулся через столик и коснулся холодным пальцем моих губ. – Хотел бы я знать, что ты сейчас писала.

Меня обдало второй волной жара, на сей раз всю, от ушей и до пальцев на ногах. Но жарче всего было между ног, и стыдно до ужаса, и страшно, и… Кей совсем близко, касается меня, в его голосе, позе – то же желание, что сейчас жжет меня.

Так почему бы и нет?

Я обещающе улыбнулась:

– Я писала о тебе. Хочешь почитать?

– Нет. Хочу послушать, – его скулы тоже залил румянец, на губах заиграла такая знакомая охотничья усмешка. Черт. Как же он хорош! И как же я его хочу! – Почитай мне вслух.

– Если ты хорошо попросишь, – я машинально облизнула пересохшие губы. – И расскажешь кое-что еще.

– Разве я могу в чем-то отказать моей колючей Розе… – его дыхание участилось, мое тоже, но мы оба не шевелились: игра, предвкушение, азарт! Кто кого?

– Мне нравится, как это звучит. – Одной рукой я открыла ноут, а другой словно невзначай провела по груди, на миг задержав палец у левого соска, и ниже, по животу. Все это не отрывая взгляда от глаз цвета северного моря. – Снимите рубашку, милорд.

– В обмен на ваши трусики, миледи.

Я чуть не застонала от острого, на грани боли, прилива желания. Безумно захотелось сию же секунду стащить чертовы трусы (и свои, и его) – и оседлать его, вобрать в себя… Как, оказывается, эротичен бывает базарный торг в исполнении Никеля Бессердечного!

– Идет, милорд, – я все же удержалась, не набросилась на него. И он тоже. Только голос сел и во рту пересохло.

А с пуговицами Кей не справился. То есть расстегнул верхние две – не отрывая взгляда от меня, непослушными пальцами – и все с тем же каменно-покерным лицом рванул застежку, содрал тряпку с плеч и уронил на палубу.

Через секунду мои трусики полетели туда же, соскользнув по ногам. Я почти почувствовала себя змеей, так пришлось извернуться, чтобы снять их, не вставая. Но дело того стоило. Видеть Кея настолько возбужденным было прекрасно до сноса крыши. А эта его охотничья ухмылка… о, черт. Если он сейчас дотронется до меня, я же кончу!

– Вы обещали почитать вслух, миледи, – меня коснулся лишь голос и морской ветер, но эффект был улетный. Почти оргазм, только не физический, а… даже не знаю, как это назвать.

– Как пожелаете, милорд. Глава называется «Неон-трава»… – я пробежала глазами начало: хорошо, но недостаточно. Для вас, милорд Никель, только самое лучшее. И начала читать с последней трети: – «Эй, Сицилия, – тихо, почти неслышно…»

Не знаю, как мне удалось прочитать несколько абзацев. Сейчас не было того погружения в сцену, как когда я ее писала, зато я невероятно ярко чувствовала «здесь и сейчас»: касания ветра, колышущего юбку, покачивание палубы, тяжелый взгляд Кея и его быстрое дыхание.

– «…Бонни был сухим и узким, и когда Кей вошел в него – резко подался навстречу, широко раскрыв глаза и запрокинув голову, и болезненно-хрипло выругался…» – читала я, когда Кей поднялся, одним быстрым четким движением отодвинул столик с ноутом, опустился на колени между моих ног и поднял мою юбку.

– Продолжайте, миледи. – Его руки легли на мои голые бедра, влажных складочек коснулся ветер, и тут же – горячее дыхание. – Вы прекрасно читаете.

– Да, милорд, – я положила руку ему на голову, сжала короткие пряди, и, уже толком не понимая, что делаю, продолжила с того же места: – «…выругался по-итальянски…»