Солнце в руке - Буало-Нарсежак (1999)

Кларье.

P.S.: Кэррингтон пользуется большими денежными средствами, поступающими в качестве добровольных пожертвований от благодарных пациентов. Но ничего незаконного! И еще: хотя клиника на скудость казны пожаловаться не может, ее гостеприимство стоит весьма и весьма недешево. И опять не возразишь!

Глава 9

Надо быть настороже, думает Кларье. Что за неожиданное приглашение в десять часов утра… Не собирается ли Кэррингтон открыто начать против него военные действия? Однако тот настроен весьма миролюбиво и напоминает скорее человека, который вознамерился извиниться за допущенную бестактность. Не успел войти комиссар в комнату, как тотчас: «Устраивайтесь поудобнее», «Сигару?», улыбки и неизменный кальвадос.

— Вы, верно, подумали, комиссар, будто я старый невежа, настоящий медведь или, хуже того, что меня раздражает проводимое вами расследование. Вовсе нет. Если я и отгородился от всего мира, то только для того, чтобы никто не отвлекал меня от работы, но теперь я рад сообщить вам, что она подходит к концу… Выпейте немного вина, доставьте мне такое удовольствие!

Кэррингтон наполняет вином два бокала и придвигает свое кресло поближе к Кларье.

— Вас, кажется, интересует мой конфликт с фирмой «Стретчер»? Мне рассказала об этом Мод.

— Да, это так. Мне показалось, что ваша дочь настроена крайне враждебно против…

— О, вы абсолютно правы, комиссар, — перебивает Кэррингтон. — Настроена против всего мира? «Стретчер», я, клиника, вы, жизнь, и она, наконец… Мод, по сути дела, осталась маленькой девочкой, которая пытается отыскать свою мать.

Кларье поднимает руку, чтобы возразить.

— Ах, оставьте!.. — вздыхает Кэррингтон. — Она вбила себе в голову, что я первопричина всех ее напастей, и каждый день с редким упорством и я бы даже сказал — с жестокостью, очень надеюсь, неосознанной, стремится выдумать для меня какое-нибудь новое наказание. Отчего, вы думаете, я вкладываю столько сил в работу? А все оттого, что я мечтаю создать такой протез, который бы смог в полной мере вернуть ей все радости нормальной жизни. Но она от всего отказывается. Она не в состоянии выбраться из своего добровольного одиночества, как окровавленный водитель из нагромождения искореженного металла.

Кэррингтон долго держит бокал возле рта и небольшими глоточками пьет вино, видимо, стараясь отогнать подальше охвативший его приступ тоски, а затем вновь поднимает глаза на Кларье:

— Вы думаете, что я старый эгоист, закореневший в своих причудах. Спорить не буду, вы правы, я действительно старый эгоист. Я трачу жизнь — или, вернее, то, что мне от нее осталось, — на всевозможные проекты, позволяющие мне убивать время и стареть, так чтобы душа моя не слишком бунтовала и не впадала в отчаяние. Однако я попросил вас прийти вовсе не для того, чтобы поплакаться в жилетку. Мне хочется, чтобы вы знали, как проходит мое соперничество с другой фирмой. Теперь я абсолютно уверен, что победа будет на моей стороне. Идемте, я должен вам кое-что показать.

Кэррингтон залпом допивает вино и чуть ли не силой тащит Кларье за руку в расположенную рядом мастерскую. Там комиссара встречает женский манекен, одетый весьма фривольно: в лифчик да трусики с поясом для подвязок. Правая его рука грациозно изогнута, а нога приподнята таким образом, чтобы рука находилась поближе к поясу. Подобно фокуснику, одним движением руки Кэррингтон быстро нажимает на расположенную на спине манекена кнопку-пружинку, и левая нога тотчас оказывается в его руках. Кэррингтон с сияющим от счастья лицом протягивает протез Кларье, будто решил преподнести его комиссару в дар, и взволнованным голосом начинает рассказывать: