Солнце в руке - Буало-Нарсежак (1999)

Мареско перечитывает письмо, смотрит на нож. Расстаться с таким ценным ножом и только потому, что идиотка Иоланда украла велосипедный насос! Ужас! Но безопасность прежде всего! Затем он вставляет листок в пишущую машинку. Ничего более отвратительного, как писать самому себе.

«Мэтр,

Вас удивит мой поступок, но прошу это принять как доказательство моего к вам расположения и уважения, как к одному из влиятельных представителей адвокатского сословия. Не важно то, как нож, которым было совершено преступление, попал ко мне. К этой драме я не имею никакого отношения. Случай… Я увидел нож… подобрал его. Не знаю, кто его обронил, но отпечатки, видимые на ручке ножа, должны помочь полиции идентифицировать виновного. Как вам передать, мэтр, те переживания и угрызения совести, которые терзали меня от сознания, что жизнь и честь неизвестного мне человека полностью зависят от моего решения. Мне пришлось взять на себя роль судьи. Предъявить правосудию орудие убийства — значит выдать настоящего преступника! Оставлять его у себя — означало становиться невольным сообщником того же преступника! Пришлось подождать. Если бы следствие закончилось поимкой и арестом виновного, не пришлось бы вмешиваться. Но, увы, этого не произошло. Женщина была арестована, но яро опровергала свою виновность. Благодаря вам, мэтр, — и я об этом не забуду — ее отпустили за отсутствием доказательств. Единственное доказательство — нож и отпечатки на нем. Но кто я, чтобы решать за моего ближнего, жить или не жить ему? Страшные сомнения, мучившие меня, не могли дольше продолжаться. Я не могу молчать! Почему не довериться кому-либо и не рассказать обо всем? Я осведомился…»

(Ай, если напишу «осведомился», сразу поймут, что писал мужчина. Нужно писать от имени женщины. Так просто Мареско не проведешь!)

Исправляет и продолжает:

«…и мне в один голос ответили — обратитесь к господину Мареско. Он-де лучше всех осведомлен. Итак, я вам пересылаю толстый пакет, а с ним вместе мои сомнения, страхи и угрызения. Все, что тяжелым камнем лежало на совести человека, который уже и не знает, где добро и где зло.

Примите, мэтр…»

Зазвонил телефон, прерывисто и настойчиво. Мареско подскочил. На секунду рука задержалась на телефонной трубке. Возможно, это Маллар с улицы Шатоден. Что за срочность?

— Алло! Маллар?

У него взволнованный голос, у бедняги. Бред какой-то. Мареско раздражается.

— Говорите тише. Я ничего не понимаю. Кто меня хочет видеть? Старейшина адвокатов? А? Не хочет видеть? Просит купить сегодняшнюю «Байон»? Зачем? Мог бы и сказать. А вы купили? Хорошо! Слушайте меня внимательно. Заскочите сюда вместе с газетой!

«Байон»! Что еще за сенсация, которая поставила на уши весь Париж? И почему крестный побеспокоился мне позвонить? Мареско заканчивает письмо общепринятыми фразами, кладет письмо в бювар. Вышагивает по своему музею, взгляд внимательный и умиротворенный, что тебе садовник в цветнике. Снова телефонный звонок. На этот раз — она.

— Как все прошло?

— Неплохо. Поверили, что я была рассеянна.

— Документы спрашивали?

— Да, но едва взглянули на них. Потом привели женщину, которая украла духи. Она их больше интересовала.

— Но какого черта вы взяли насос?

— Да кому в голову придет их красть? Дорого. У меня нет ни су.

— Откуда звоните?

— Из закусочной возле Оперы.

— Я к вам пришлю кого-нибудь. Вы его знаете. Тот, который следил за вами. Он вас заберет. У меня нет времени.

— А что мне делать с насосом?

Мареско сдерживается, чтобы не ответить грубостью, и вешает трубку. Он выругался, и на душе стало полегче. Бранит себя за минутный страх. Чего ему бояться? «Байон» любит вывалять в грязи судей, адвокатов, дворцовую клику (выражаясь ее словами). У него даже выработался иммунитет своего рода. Когда у тебя такой крестный — нечего бояться. Однако его неприятно поразил тон, которым Маллар разговаривал с ним.