Не отпускай - Харлан Кобен (2019)

Ривз совершает ошибку, втягивая тебя в это дело, но я и в самом деле клянусь. Я мог бы внести в это оговорку. Мог бы сказать ему, что, если он или его шестерки причастны к смерти моего брата, я не только запою, как певучая канарейка, но лично приложу усилия к тому, чтобы каждый из них в отдельности и все они вместе понесли наказание.

Клятва эта для меня ничего не значит.

– Хорошо, – соглашается Энди Ривз. – Пойдемте поговорим где-нибудь.

– Меня устраивает и здесь.

Он оглядывает парковку подозрительным взглядом. Видит нескольких посетительниц на нетвердых ногах, но вряд ли кто-то из них способен что-то подслушать. И все же он большую часть жизни работал в каком-то секретном правительственном учреждении, ЦРУ или еще где-то, так что мне понятна его подозрительность.

– Давайте хотя бы сядем в мою машину, – предлагает Ривз.

Я выхватываю ключ из его руки и сажусь на пассажирское сиденье. Он садится на водительское. Теперь мы оба смотрим вперед. Перед нами ограда прежней военной тюрьмы, знавшая лучшие дни. Несколько деревянных столбов либо отсутствуют, либо треснули, словно зубы бродяги после многочисленных драк.

– Я жду, – говорю я.

– Мы не были отделением Министерства сельского хозяйства, – начинает Ривз. После этих слов он замолкает.

– Да, я вроде как дошел до этого своим умом, – напоминаю я.

– Тогда все остальное просто. То, что происходило на базе, имеет высшую степень секретности. Теперь вы это знаете. Я это подтверждаю. Этого должно быть достаточно.

– И в то же время нет, – говорю я.

– Мы не имеем никакого отношения к смерти вашего брата и Дайаны Стайлс.

Я смотрю на него весьма и весьма выразительно: «Ближе к делу». Энди Ривз театрально взвешивает свой следующий шаг. Он заставляет меня снова поклясться никому не говорить ни слова, никогда, потому что он в любом случае будет все отрицать, и ничто из сказанного им не должно выйти за пределы салона машины. В общем, ты понимаешь.

Я соглашаюсь со всем этим, и теперь мы можем идти дальше.

– Вы знаете, о каком временно́м периоде мы говорим, – продолжает Энди Ривз. – Пятнадцать лет назад. После одиннадцатого сентября. Иракская война. Аль-Каида. Все эти дела. Вы должны смотреть на те события в таком контексте.

– Ладно.

– Вы помните человека по имени Терри Фремонд?

Я роюсь в своем банке памяти. Помню.

– Сын богатых родителей, белый, из пригорода Чикаго, террорист. «Дядя Сэм Аль-Каида» – так его называли. Что-то в таком роде. Он был в первой десятке ФБР среди особо опасных разыскиваемых преступников.

– Он по-прежнему там, – объясняет Энди Ривз. – Пятнадцать лет назад Фремонд, вернувшись домой, организовал террористическую ячейку. Ее членам почти удалось осуществить то, что могло стать, вероятно, худшим событием в истории Штатов после одиннадцатого сентября. – Энди Ривз поворачивает голову, ловит мой взгляд. – Вы помните официальную историю о том, что случилось с Терри?

– Он понял, что федералы вышли на его след. Бежал через Канаду, потом пробрался в Сирию и Ирак.

– Да, – задумчиво и с осторожностью произносит Энди Ривз, – такова официальная версия.

Он смотрит на меня. А я думаю об оранжевом пятне, которое принял за тюремную робу. Думаю о безопасном месте, о потребности в сохранении тайны. А еще о вертолете, появляющемся в ночи под покровом тьмы и тишины.

– Вы захватили его. Доставили на базу.

До всех нас доходили тогда слухи, верно? Я теперь вспоминаю и кое-что еще, Лео, – о том, что́ ты мне говорил, только вот не помню когда. Мы учились в одном из старших классов. Ты был очарован тем, что в прессе называли «войной против террора». Ты рассказывал мне о них – суровых мрачных местах заключения за океаном, где содержали вражеских боевиков, заставляя их говорить. Они сидели не в обычных лагерях для военнопленных, а в…

– База! – восклицаю я. – Она была секретной тюрьмой для боевиков.