Не отпускай - Харлан Кобен (2019)

Я принимаю душ и пытаюсь вернуться мыслями к делу. У меня почти наверняка теперь есть все ответы, так? Но чего-то еще не хватает, Лео. Чего? Или я слишком мудрствую? База скрывала жуткую тайну – она была секретной тюрьмой для особо опасных потенциальных террористов. Неужели правительство готово было убивать, чтобы сохранить эту тайну? Ответ настолько очевиден, что вопрос по определению риторический. Конечно, они были готовы. И в ту ночь что-то вывело их из себя. Может быть, то, что Маура побежала к ограде. Или они сначала засекли тебя и Дайану. В любом случае они запаниковали.

Зазвучали выстрелы.

Тебя и Дайану убили. И что после этого могли сделать Ривз и его банда? Они могли вызвать полицию и рассказать, что случилось. Нет. Тогда бы они засветили всю свою тайную деятельность. И они не могли сделать так, чтобы исчезли вы оба. Осталось бы слишком много вопросов. Копы – и в первую очередь Оги – не успокоились бы. Нет, требовалось старое доброе прикрытие. Всем была известна легенда этих железнодорожных путей. Я не знаю всех подробностей, но, думаю, парни Ривза извлекли пули из ваших тел, потом перевезли вас на пути. Колеса поезда должны были привести тела в такое состояние, когда ни один судмедэксперт не установит истинной причины смерти.

Это абсолютно логично. У меня теперь есть все ответы, да?

Вот только…

Вот только пятнадцать лет спустя убивают Рекса и Хэнка. Как это вписывается в историю?

Теперь остались в живых только два члена Конспиративного клуба. Бет, которая прячется. И Маура.

И что это значит? Не понимаю. Но может, у Оги появится какая-нибудь мысль?

Кофейня и пиццерия «Майк» каким-то образом умудряется выглядеть не похожей ни на кофейню, ни на пиццерию. Она в самом центре Ньюарка, на углу Брод- и Уильям-стрит, у нее большие красные маркизы. Оги сидит у окна. Он смотрит на человека, который ест пиццу, хотя еще нет и девяти утра. Порция неприлично громадная, большая бумажная тарелка под ней выглядит как коктейльная салфетка. Оги готов пошутить на этот счет, но он видит мое лицо и закрывает рот.

– Что случилось?

Нет нужды подслащивать эту пилюлю.

– Лео и Дайана умерли не под колесами поезда, – говорю я. – Их застрелили.

Нужно отдать ему должное: Оги не вскакивает с места, не кричит: «Что?! Как ты можешь это говорить?! Пуль не было найдено!» – весь набор стандартных отрицаний. Он знает: я бы не стал говорить это с бухты-барахты.

– Расскажи.

И я рассказываю. Сначала я говорю ему про Энди Ривза. Я вижу: он хочет меня остановить, хочет возразить, что это не означает, будто Ривз и его люди убили Дайану и Лео, и он пытал меня водой, так как хотел сохранить в тайне существование секретной тюрьмы. Но Оги меня не прерывает. И опять – он знает меня достаточно хорошо.

Потом я рассказываю о том, как Маура спасла меня. Но без подробностей о смерти Ривза. Я доверяю Оги мою жизнь, но не хочу ставить его в такое положение, когда ему, возможно, придется давать показания относительно того, что я сказал ему здесь. Проще говоря, если я не сообщаю Оги о том, что Маура застрелила Ривза, то Оги не сможет подтвердить это под присягой.

Я продолжаю. Вижу, что слова, как удары, ранят моего старого наставника. Хочу остановиться, дать ему передохнуть и прийти в себя, но это только ухудшит положение и будет совсем не тем, что он хочет. И поэтому я продолжаю избиение.

Я рассказываю о крике, который слышала Маура.

Я заканчиваю, Оги откидывается на спинку стула. Он смотрит в окно. Моргает пару раз.

– Значит, теперь мы знаем, – произносит он.

Я молчу. Теперь, когда мы оба знаем правду, можно ждать каких-то изменений в мире. Но человек продолжает есть свой огромный кусок пиццы. Машины продолжают идти по Брод-стрит. Люди по-прежнему спешат на работу. Все осталось таким, как было.

Ты и Дайана по-прежнему мертвы.

– Теперь все закончилось? – спрашивает Оги.

– Что закончилось?