Дикие - Мира Вольная (2020)

- Они новые, понимаешь? Каждый раз я будто начинаю все сначала. И ощущение такое, что это никогда не закончится. Девочке очень плохо, я почти не чувствую теперь ее щенка. Он очень слаб и всегда спит. Что-то плохое происходит с Анной-Марией, что-то плохое происходит с ней прямо сейчас, каждый день возможно. Я не понимаю… - и Кристин заплакала. Заплакала, потому что ей тоже было страшно и больно. И эти чувства принадлежали не только маленькой девочке, но и головастику. Хэнсон боялась, пусть и не сказала этого вслух, что малышке нельзя помочь. Кристин было слишком мало лет, чтобы понять, а вот меня те ее слова насторожили и разозлили не на шутку. Тем же вечером я сидел в кабинете у отца и рассказывал ему все, о чем узнал от Кристин.

Анну-Марию снова отвели к врачу, полное обследование показало, что девочку насилуют. Насилуют давно.

Отец был в ярости. В таком гневе я, пожалуй, не видел его никогда. Он обратился в соседние стаи, в совет, к городским в поисках детского психолога и врача. Анна-Мария молчала.

На все вопросы, на любые попытки узнать, кто это был она отвечала молчанием и слезами, только повторяла, что она «хорошая девочка». И что это значит никто не понимал.

Анна-Мария оставалась в больнице, а мы проверяли волков, проверяли дом Ганьонов, одноклассников, учителей, всех, но… без толку. Двери в стае никогда не запирались, в доме было слишком много запахов: семья, друзья, знакомые.

Кристин продолжала приходить к Анне-Марии, даже несмотря на то, что родители, отец, я были против. Она тайком пробиралась к девочке в палату и не отходила от малышки часами. Состояние Хэнсон ухудшалось стремительно, как и Анна, она стала плохо спать, была рассеянной, круги под глазами – почти фиолетовые, вялые движения, постоянный испуг во взгляде.

Я даже как-то накричал на головастика.

- Я не могу ее бросить, Марк. Если я ее брошу, если перестану делать то, что делаю, она совсем…

Крис не договорила, но и не надо было.

Вся стая была взвинчена, постепенно страх за детей начал перевешивать здравый смысл. Дошло до комендантского часа и мордобоя всех со всеми.

Мы продолжали искать. И хоть насилие над Анной-Марией прекратилось сразу же после того, как ее поместили в больницу под охрану… ублюдок все равно каким-то образом имел к девочке доступ. Малышка все еще боялась собственной тени и отказывалась говорить.

Что творилось с родителями и дядей… Сьюзи была под успокоительными, Тейлор и Ричард пытались найти ублюдка самостоятельно, становясь зачинщиками тех самых драк почти регулярно.

Наконец-то через месяц совет прислал психолога. Первые изменения с девочкой начали проявляться только через полтора месяца, но она все так же молчала. Не поддавалась ни на уговоры родителей, ни на уговоры Крис, ни на уговоры психолога.

Напряжение в поселке нарастало, не ослабло ни на миг, заставляя волков совершать глупости и подозревать друг друга. Стаю отец удержал лишь чудом.

А потом, как-то утром, когда мы завтракали, Кристин вошла в столовую. Бледная, как смерть и разъяренная, как фанат Монреаль Канадиенс на матче с Калгари флеймс, где первые проиграли.

- Я знаю, кто это делает, - прошипела она. – И я хочу… я хочу, чтобы он мучился, я хочу, чтобы он страдал так… будто, будто… чтобы он прошел через «смерть от тысячи порезов».

Я не понял тогда, что она конкретно имеет ввиду, но общий смысл был ясен, как день.

Мы с отцом поднялись на ноги, мама вцепилась в край стола, замер за спиной Кристин появившийся следом Артур.

- Кто это, милая? – спросил отец.

- Тейлор, - выплюнула Головастик, ее руки были сжаты в кулаки, тело дрожало от едва сдерживаемых изменений.

- Кристин, ты уверена? Пойми, это серьезное… - начал отец.

Головастик зарычала, протяжно и низко, грудная клетка ходила ходуном, глаза были налиты кровью, рот ощерился и резцы изменились.