— Дамы и господа! — услышала я голос Агреста. Он словно был усилен через микрофон, но, скорее всего, через магию. Король стоял у трона, и его голос разливался по залу тяжелыми мощными волнами. — Я рад официально представить вам Викторию — волшебницу из другого мира, которая помогла нам побороть смерть, — он выдержал паузу, пока я выдерживала на себе взгляды сотен любопытных глаз. Будто почувствовав мое смущение, Рейн обхватил мои плечи своей рукой, прижав к своей груди покрепче. — Также она жена Высшего дракона, — с холодной улыбкой сообщил он придворным.

По залу пронесся шепот. Я кожей чувствовала негатив от этой огромной толпы. Кажется, если бы не присутствие Рейна, меня бы закидали тухлыми яйцами или что-то в этом духе. От дракона исходила невидимая сила. Он один легко противостоял целой толпе смертных, которые явно ненавидели его. Своим незримым щитом он прикрывал и меня.

— Также у Виктории есть сын, — громко сообщил король. — Очаровательный мальчик, но еще не юноша. Алексей… Я правильно произношу? Алексей! — он подозвал Лешку. Моя мальчик поднялся по ступенькам к трону и тоже оказался под прицелом недобрых взглядов. — Молодой человек, чем вы занимаетесь? — спросил Агрест.

— Учусь, — пожал плечами Лешка. Удивительно, как уверенно он держится, свысока взирая на людей. Когда он успел привыкнуть к такому вниманию? В нем словно была заложена эта аристократичная отстраненность и легкое презрение к окружающим. В этом обществе он чувствовал себя как рыба в воде.

— Чему?

— Наукам. История, математика, языка, литература… — перечислил ребенок свои предметы.

— Вот как! Литература, — расплылся в улыбке Агрест. Странная это была улыбка. Хищная какая-то, предвкушающая. — У нас очень ценят поэзию. А у вас? — сверкнул глазами он.

— У нас она ценнее золота, — отчеканил Лешка, ничуть не смутившись. — Говорят, поэзия — душа народа. Нам очень интересна культура вашего мира. Молодой человек, продекламируйте нам один из ваших стихотворных шедевров.

У меня сердце в груди ёкнуло. Какого черта Агрест тут устроил?! Заставить неподготовленного мальчика читать стихи перед целым залом незнакомого народа?! Я помню, как мой мальчик волновался в первом классе перед своим первым выученным стихотворением, которое ему предстояло читать перед всем классом. Сейчас перед ним не дети, а кодла злых, недружелюбных взрослых. Мой сын обвел столпившийся народ холодным уверенным взглядом и начал читать стихотворение. Он делал это так, словно каждый день репетировал перед зеркалом. Каждая строчка, каждое слово звучали так, словно Леша пропустил их через свое сердце.

Гляжу, как безумный, на черную шаль,

И хладную душу терзает печаль.

Когда легковерен и молод я был,

Младую гречанку я страстно любил;

Прелестная дева ласкала меня,

Но скоро я дожил до черного дня.

Однажды я созвал веселых гостей;

Ко мне постучался презренный еврей;

«С тобою пируют (шепнул он) друзья;

Тебе ж изменила гречанка твоя».

Я дал ему злата и проклял его

И верного позвал раба моего.

Мы вышли; я мчался на быстром коне;

И кроткая жалость молчала во мне.

Едва я завидел гречанки порог,

Глаза потемнели, я весь изнемог…

В покой отдаленный вхожу я один…

Неверную деву лобзал армянин.

Не взвидел я света; булат загремел…

Прервать поцелуя злодей не успел.

Безглавое тело я долго топтал

И молча на деву, бледнея, взирал.

Я помню моленья… текущую кровь…

Погибла гречанка, погибла любовь!

С главы ее мертвой сняв черную шаль,

Отер я безмолвно кровавую сталь.

Мой раб, как настала вечерняя мгла,

В дунайские волны их бросил тела.

С тех пор не целую прелестных очей,

С тех пор я не знаю веселых ночей.

Гляжу, как безумный, на черную шаль,

И хладную душу терзает печаль.

— Александр Сергеевич Пушкин.

Глава 43