Тихоня - Ирка Шайлина (2020)

— Привет, — он, казалось, всегда был мне рад, и это смущало. — Может, встретимся?

И тут я вспомнила про гадание. Испугалась. Надеюсь, моя судьба — это не Лёшка! Да быть этого не может! Снаряд в одну воронку дважды не падает. Мне для счастья вполне хватает Сидоровых, Машки и толпы моих дошколят. Лешки я уже не вынесу.

— Не могу, — честно ответила я. — Я к маме сегодня. Суббота — мамин день, забыл?

— И правда, — пригорюнился он. — Забыл.

Я оделась и вышла на улицу, позабыв съесть дорогой йогурт. Машка шла рядом и безостановочно трындела, не давая спокойно размышлять на тему, кто из встреченных мужчин мог бы быть моей судьбой. Перспективы не радовали. А потом оказалось, что в банкомате нет сторублевых купюр.

— Дай пятьсот, — взмолилась Машка. — Я отдам. Клянусь!

— Врешь ведь, — вздохнула я. — Зачем клясться?

— Зуб даю!

Зубов у Машки осталось мало, буду надеяться, что такая клятва и правда что-то да значит. И пятьсот рублей я ей дала — жалко стало непутевую. И потопала на автобус, навстречу маме и, возможно, своей судьбе.

Мама лепила пельмени. Вообще, лепка пельменей — её хобби. Она говорила, что таким путем постигает дзен. Я села на стул, смела немножко муки с краешка стола в центр, чтобы не испачкаться.

— Мне цыганка нагадала, что судьбу свою сегодня встречу, — задумчиво пробормотала и нарисовала на муке смешную рожицу.

— Василиса! Ты же хорошая девочка! Какие цыгане?

Да, мама зовет меня Василисой. Думаю, излишне будет говорить, что полным именем ко мне обращалась только она. Все остальные называли меня Васькой, что добавляло мне хлопот. Степка вовсе шутил — хорошего человека Васей не назовут. Посмотрела бы я на него, если бы его звали Катей.

— А вдруг? — спросила я.

Мама отряхнула руки от муки и сердито посмотрела на меня. Сложила пельмени на разделочную доску один к одному и убрала в морозилку. Потом снова взор на меня обратила.

— Нужно выбить из тебя дурь, — рассердилась она. — Говорила тебе, не нужно бросать аспирантуру. Сидела бы щас в институте, бумажки с места на место перекладывала и хлопот не знала.

Мама считала меня умной. А я такой не была. Я была… старательной. Возможно, я бы доучилась. Защитила бы кандидатскую. Но мысль о том, что мне всю жизнь придётся изучать чужие научные работы, выдирать из них куски, чтобы, собрав мозаику из чужого, выдать за свое, вводила меня в уныние. Тем более студенты пугают меня куда больше дошколят.

— Нельзя выбить из дурака дурь, — упрямо возразила я. — Он же умрёт.

— Глупости. На тумбочке ключи от дачи. Я завтра огурцы сажать хотела, а вскопать некому. Вот дурь и выбьется.

Я обиделась. Даже думала бунт устроить — взять и не поехать. Но потом подумала — дома пьяная Машка, дети Сидоровых и перфоратор. А на даче только лопата и адский труд. И согласилась. Попрощалась, взяла ключи и снова потащилась на остановку. Светило солнышко, я глазела по сторонам. Правда, выглядывать судьбу перестала — мама сбила настрой.

— Васька! — раздалось сзади.

Ребенок, которого вела за руку бабушка, обернулся. Мне тоже пришлось — голос был Алешкин. Сам бывший выглядел неважно — под глазом синяк, активную фазу уже прошёл, сейчас наливается зелёным, бровь разбита. Похудел совсем без моего присмотра. Я тут же взмолилась — судьба, пожалуйста! Ну вот только не он, только не он!

— Я решил тебя тут покараулить, — смущённо признался он. Попытался даже покраснеть, но безуспешно. — Поговорить надо очень. Вопрос жизни и смерти.

— Говори, — смирилась я.

Мы стояли возле остановки. Знала бы, что так дело обернётся, выбрала бы более приватное место. А сейчас я просто хотела отвязаться от Лешки как можно быстрее.

— У меня проблемы… крупные. Мне свалить нужно, желательно подальше и долго не высовываться. А денег нет, Вась, совсем! Займи мне сто тысяч. Я же знаю, ты давно копишь.