— Рад бы. Но я не знаю, Макс. Тебя втянули в игру, правила которой мне неизвестны. И втянул тебя в нее незаурядный игрок. По сравнению с ним я — такой же неопытный мальчишка, как наш Нумминорих. Поэтому я и прошу тебя быть начеку все время, даже во сне. Возможно, во сне — в первую очередь. Но и наяву не делай ни одного шага, не ощупав половицу. Прежде чем войти в собственную гостиную, убедись, что за дверью — именно твоя гостиная, а не пасть огнедышащего монстра. Проснувшись в собственной постели, постарайся понять, ты ли в ней проснулся… — Джуффин умолк. Потом неожиданно рассмеялся, махнул рукой, словно разгоняя в стороны только что сказанные слова: — Разумеется, я преувеличиваю. И все же… Будь осторожен, ладно?

— Вот так. Напугал и ушел, — проворчала Меламори, когда за шефом закрылась дверь. — Как это на него похоже… Пожалуй, я все-таки принесу светильник. А то нагнал жути господин Почтеннейший Начальник, да еще и после этих твоих историй…

— Со светильником можешь не спешить, — улыбнулся я. — Сначала я тебя поцелую.

— При свете поцелуешь, — упрямо сказала она. — Не так уж скверно я выгляжу, переживешь.

Вскочила, стремительно нырнула в нишу кладовой, вернулась, освещенная голубоватым сиянием, исходящим от прозрачного шара, который она бережно прижимала к груди. Оставила светильник в изголовье, шепнула:

— Я тоже должна быть начеку, Макс. Хочу быть уверена, что целую именно тебя. Мир перестал быть таким надежным, как раньше, правда?

В справедливости ее замечания я убедился час спустя, когда решил, что не могу больше терпеть разлуку с любимой ванной комнатой, и неохотно, с громкими охами — официальным цеховым гимном лентяев всех миров — покинул постель, которая, безусловно, является наилучшим местом для любого из дел, кроме купания.

Меламори решила не расставаться со мной ни на минуту, поэтому мы отправились вместе, держась за руки, как дети на прогулке. Моя прекрасная леди пребывала в дурашливом настроении, справедливо полагая, что веселье — единственное стоящее лекарство от страха.

— Надо посмотреть, не ждет ли нас за этой дверью «пасть огнедышащего монстра», — весело тараторила она. — Макс, я умоляю тебя: посмотри. Пусть все будет как взаправду: остановись на пороге. Вот так, молодец! Теперь осторожненько высунь голову за дверь. Голову можно, она — не самое ценное из всего, что у тебя есть… Хотя нет, голову тоже жалко. Все-таки она умеет целоваться! Поэтому особо не высовывайся, а просто посмотри одним глазом, что там творится у нас в коридоре?

Я послушно подчинялся дурацким командам, чтобы развеселить ее еще больше. Остановился на пороге, скорчил героическую рожу, которая привела Меламори в восторг, и с преувеличенной осторожностью выглянул в коридор.

Сначала я решил, что мои глаза просто не привыкли к темноте, и поэтому я ничего не могу разглядеть. Потом вспомнил, что за несколько лет, проведенных в самом Сердце Мира, я стал видеть в темноте, как ночная птица. Тьма в коридоре могла означать только одно: там не было никакого коридора. Там не было вообще ничего такого, что можно увидеть глазами. Я поспешно отступил назад и рухнул на ковер, смутно ощущая, как по спине бежит тонкая струйка едкого ледяного пота.

— Макс, ты переигрываешь, — встревоженно сказала Меламори. — Это уже не смешно. Ты меня напугал… Да что с тобой?

Я поднял руку в знак того, что со мной все в порядке, потом решился посмотреть ей в лицо.

— Там нет никакого коридора. Там вообще ничего нет, только темнота. Будем надеяться, что я просто сошел с ума. Выгляни, пожалуйста, ладно? И скажи мне, что ты увидела.

Меламори выглянула. Потом обернулась ко мне, не скрывая облегчения.

— Коридор на месте, — с упреком сказала она. — И никаких монстров, кроме твоих кошек. Одно из двух, Макс: или ты меня разыграл, или ты действительно сошел с ума. Если это была шутка, имей в виду, она мне совсем не понравилась.