Лабиринт Мёнина - Макс Фрай (2000)

Ну да, ну да, в Тихом Городе дни мои были похожи друг на друга, как близнецы, а залогом вечной молодости, очевидно, являлся летаргический сон духа — дешево и сердито.

Впоследствии я выслушал еще немало импровизированных автобиографий, но все они, по большому счету, оказались похожи одна на другую. Очевидно, книга человеческих судеб скудна сюжетами, но богата интерпретациями.

Возможно, именно поэтому я сам стал очень популярным рассказчиком: мои истории разительно отличались о прочих, и жители дальних окраин Тихого Города порой специально заходили в «Салон» послушать мои истории.

Со временем, впрочем, мне все чаще казалось, будто я все выдумал. Но для моих слушателей это не имело особого значения: события, оставшиеся в прошлом, не менее призрачны, чем события, которых никогда не было.

* * *

— Если все, что вы рассказывали, правда, то ваша жизнь — это просто история карточного домика, — заметила однажды Клер.

Я удивился: после ее исповеди наша дружба, и прежде немногословная, превратилась в своего рода молчаливый сговор. За несколько сотен одинаковых вечеров, минувших с той поры, мы обменялись множеством понимающих взглядов и в лучшем случае десятком фраз, составленных согласно классическому канону светского общения: «Передайте мне чашку, пожалуйста».

— Объясните, что вы имеете в виду, — осторожно попросил я.

— А вы не понимаете? Сами подумайте: как бы хорош ни был карточный домик, сколько бы ни твердили восхищенные наблюдатели, что построить такое чудо из обыкновенных кусочков глянцевого картона совершенно немыслимо, — не так уж интересно всю жизнь оставаться его гордым создателем и, не щадя усилий, защищать свое творение от сквозняков и неосторожных зрителей. И не потому ли величайшее из искушений, которые посещают строителей карточных домиков, — выдернуть одну карту из самого основания и зачарованно наблюдать, как рассыпается только что созданное твоими руками маленькое чудо.

Я хотел возразить, что карточный домик был разрушен отнюдь не моими руками, но вовремя вспомнил о сокрушительной силе тайных желаний Вершителя и осекся. Лишь изумленно покачал головой.

— Я бы не говорила вам все это, Макс, но мне вдруг подумалось, что вы уже успели выстроить очередной карточный домик — здесь, в Тихом Городе. У вас еще нет желания его сломать?

— Не знаю, — растерянно признался я. — Я об этом не думал.

— Ну вот, теперь подумайте, — доброжелательно посоветовала она. — Все бы ничего, но вы не производите впечатление человека, которому нужен какой-то карточный домик. Вот нам с Альфой он нужен позарез; Алисе и Сэму, возможно, тоже; всем остальным — не знаю, не знаю… Откровенно говоря, они меня не слишком занимают. Но вам это барахло точно ни к чему.

Я вернулся домой в смятении. Несколько порций темного рома, заботливо влитые мною в собственный желудок во имя восстановления душевного равновесия, не только не исполнили свое предназначение, но, напротив, усугубили внутренний разлад.

В сущности, я хорошо знал это нервозное настроение: оно всякий раз посещало меня накануне больших перемен, когда истерзанный предчувствиями разум вдруг понимает, что тонкая ткань реальности уже истерлась до дыр, а причинно-следственные связи все еще тягостны, но больше не могут гарантировать ему желанного уютного покоя.

Чтобы отвлечься, я взял с полки первую попавшуюся книгу. К моему величайшему удивлению, это был древний трактат Суньцзы «Искусство войны». Открыв книгу наугад, я прочитал: «Притворный беспорядок рождается из порядка; видимость страха рождается из мужества; мнимая слабость рождается из силы. Порядок и беспорядок — это вопрос количества; мужество и страх — вопрос стратегической мощи. Поэтому тот, кто умеет управлять врагом, предлагает то, что враг может схватить. Выгодой он завлекает его, со своими войсками он ждет его».