Острые камни - Литтмегалина (2020)

Она обошла машину и сквозь раскрытое окно поцеловала Илию на прощание, не заботясь, что дает отцу более серьезную причину для расспросов. Илия был настолько погружен в себя, что едва ответил на поцелуй. Дождавшись, когда Лиза поднимется в квартиру и включит свет в комнате, он уехал.

Он отпер дверь в квартиру своих родителей, крадучись, пробрался в свою старую комнату. Взял из шкафа шорты, майку и белье, на цыпочках отправился в ванную. Долго стоял, оцепеневший, под душем, едва чувствуя, как ему на голову падают струи воды. Когда он вышел из ванной, то увидел, что на кухне теперь зажжен свет.

Его мать сидела на табурете, кутаясь в халат цвета темной вишни.

– Чаю?

– Да. Я припарковал твою машину во дворе.

– Куда ты ездил?

– Навестил прабабушкин городок.

Мать внимательно посмотрела на него. Она уже догадалась о многом. Но ее чуть заостренное, умное лицо осталось невозмутимым. Ему всегда нравилось в ней это спокойствие. Будто ее душа легко могла вернуться в состояние равновесия, как игрушка-неваляшка.

– С девушкой?

– Да.

Илия наблюдал, как мать заваривает чай. Черный с сахаром и гвоздикой для себя, зеленый с ломтиком лимона без сахара для него. Ее волосы поблекли с возрастом, в них появилась проседь, но он помнил времена, когда они были в точности такого же оттенка, как у него. Он считал это проявлением родственного сходства, но теперь осознал, что в Ровенне, где треть населения рыжие, волосы этого оттенка имели миллионы человек. Он также считал, что внешне они с матерью очень похожи. И сейчас отчетливо видел, что это действительно так. Что-то сделало их похожими. Время, совместная жизнь, или все те любовь и работа, что она вложила в него. Ложка звенела, ударяясь о фарфор, а Илия ждал, когда мать спросит: «А что еще случилось?»

– Что еще случилось?

– Я узнал, что вы мне не родные родители.

Мать невозмутимо отпила чай.

– Это что-то меняет?

– Нет, – выдавил улыбку Илия, – конечно, нет.

– С ужина остались мясо и фасоль. Подогреть?

– Я не голоден, – он также был неспокоен и несчастлив.

– Ладно, – его мать не собиралась прятаться за чашку с чаем и посмотрела ему прямо в глаза. – Когда мне было пятнадцать лет, я встречалась с женатым мужчиной и забеременела от него. Любой метод контрацепции иногда дает сбой. Тому человеку был не нужен ребенок, а я просто боялась и не была психологически готова стать матерью-одиночкой в подростковом возрасте. И я сделала аборт. В двадцать я встретила твоего отца. Мы ждали ребенка четырнадцать лет, но у нас ничего не получилось. Вероятно, та процедура что-то сломала в моем организме. Тогда мы решили усыновить ребенка. Мы выбрали тебя, потому что ты был похож на меня и понравился нам, хотя обещал множество проблем. Но все оказалось еще хуже. Что ты творил в первые два года, словами не передать. Тебя переполняла ненависть к людям и миру, сделавшая тебя злобным и неуправляемым. Мы сменили четыре школы. Мне даже приходилось ходить с тобой на занятия, потому что учителя не справлялись с тобой в классе. А потом ты сделал над собой усилие. Ты начал вытеснять прошлое из памяти, заменяя воспоминания другими, в которых ты был счастлив и у тебя все было хорошо. Ты расспрашивал меня часами: о местах, куда мы якобы с тобой ходили, о бабушке, о прабабушке, которая умерла прежде, чем мы решились тебя с ней познакомить. И мы с твоим отцом включились в эту игру. Мы придумывали твое детство, как историю, с чистого листа. Если ты чувствовал фальшь, ты прощал ее нам. Но мы становились все лучше с каждым днем. Мы уже сами себе верили.

– И мой любимый бегемотик, который был у меня с двух лет…

– Я купила его в магазине, порвала, поваляла в грязи, зашила, постирала несколько раз и отдала тебе.

– Вы обманывали меня.