Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

Так Эммет вошел в нашу жизнь. Элизабет мертво стояла на своем и решила вырастить его сама, я не понимал, почему, у нее уже был Джаспер и скоро должен был родиться второй ребенок, но позже понял, что она говорила, это была карма. Элизабет очень верила в судьбу, в то, что случайностей не бывает, и она чувствовала, что раз ей послали этого невинного младенца, которому нужна любовь, она должна его оставить. Когда я понял, что она серьезна и не откажется от решения, я согласился, и мы его взяли. Мы догнали Марию, и она подписала все бумаги, мы официально смогли его усыновить.

Эммету недавно исполнилось шесть, а нашему младшему, Эдварду, четыре. Все трое замечательные дети, старшие немного непослушные. А Эдвард всегда тихий, он тень Элизабет. Он следовал за матерью повсюду, повторял все ее действия. Невозможно не столкнуться с моей женой и при этом не видеть этого худенького, маленького, молчаливого рыжеволосого мальчонку рядом с ней. Он был настолько маменькиным сыночком, что в этот уикенд мы едва оторвали его от нее, потому что он впервые проявил темперамент. Он кричал и плакал, умолял ее не бросать его, и я знал, что это режет ей сердце, в ее глазах стояли слезы. Она почти сдалась, прося меня простить ее, хотела остаться дома. Но я настоял, чтобы мы поехали, чтобы смогли побыть вместе без препятствий, поэтому она взяла себя в руки и проявила силу, пообещав Эдварду скоро вернуться и сказав, что не бросает его.

Бьюсь об заклад, теперь она жалеет, жалеет, что поехала со мной в Вегас. Потому что вместо того, чтобы делать ставки, заниматься любовью и танцевать, мы едем по этой пустынной грязной дороге в Финикс. Вместо смеха и радости, разочарование и злость.

– Блядь, я извиняюсь, хорошо? – наконец выпалил я, не с силах больше это терпеть. Я никогда не извинялся, но только не перед женой. Она вероятно единственный человек, которому я мог сказать «прости», и иногда мне казалось, что я только то и делаю, что извиняюсь перед ней. Я чувствовал себя хреново, я не мог ничего сделать правильно, когда дело касалось ее. – Когда-нибудь у нас все выйдет, я обещаю тебе, stella mia. Ti amo, perdonilo. Per favore. (моя звезда. Я люблю тебя, прости меня. Пожалуйста.)

Она повернулась ко мне, сузив глаза. – Не смей дразнить меня итальянским, Карлайл Каллен, – остро сказала она. Я робко улыбнулся и снова обратил свое внимание на дорогу.

Она молчала с минуту, а я терпеливо ждал, зная жену достаточно хорошо. Наконец она вздохнула. – Лучше бы этой злобной ведьме там не быть, – выдавила она, голос не то чтобы злой, но с оттенком отвращения. Я легко улыбнулся, покачивая головой. Она всегда называла миссис Эвансон злобной ведьмой, отказываясь произносить ее имя вслух, словно оно было ядовитым.

– Эвансонов там не будет. Эта женщина редко уезжает из дома. – Я понимал, что она уже это знает, без надобности повторять вслух, но я хотел ее заверить. Она кивнула через мгновение, на лице застыло задумчивое выражение. Она вернулась к окну, созерцая тоскливый ландшафт, но атмосфера в машине стала легче. Мы оба не были счастливы, но напряжение спало, и она заинтересовалась направлением нашей поездки.

Я потянулся и снова включил радио, переключая станции в поисках классической музыки. Губы Элизабет дрогнули в улыбке и она оглянулась на меня. В ее глазах играли искорки, которые заставили меня улыбнуться.