Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

Я помылся и надел кое-какие вещи Чарльза-старшего, чтобы выглядеть презентабельно. Наконец я вышел на веранду и замер, оглядываясь по сторонам. Истощение снова начало брать верх, мысли разбегались, и тело просто кричало дать ему передохнуть. Я ощущал себя будто в тумане, голова пульсировала, и глаза жгло. Не знаю, сколько я стоял там, сознание будто уплыло от меня и перед глазами мелькали картинки то о жене, то о визитах в этот ужасный дом. Я помнил все разы, когда она умоляла меня приехать сюда, позволить увидеть эту маленькую девочку. И это злило меня еще сильнее, потому что так нечестно. Неправильно. Она мертва, а эта маленькая девочка жива и здравствует, возможно, даже, на хер, спит. Она дышит и мечтает, и завтра она встретит новый день. Новую возможность жить. Это то, чего у моей жены уже никогда не будет. То, что эта маленькая сучка отобрала у моей жены самим своим существованием.

Негодование и горечь снова поглотили меня прежде, чем я даже понял, что делаю. Я взбирался по лестнице к маленькому чердаку над сараем, где, я знал, спала она. Я тихо зашел в комнату, застывая, когда увидел их обоих, ее и ее мать, спящих на изодранном старом матрасе на противоположном конце помещения. В комнате было жарко и душно, из сарая распространялся зловонный запах. Я сделал несколько шагов, случайно задевая книгу около матраса. Я опустил глаза и увидел творение Альберта Швейцера, заинтересовавшись, знал ли ее хозяин, что книга у нее. Сомневаюсь, он никак не мог дать рабыне книгу для чтения. Сомневаюсь, что она вообще должна уметь читать, они не дают рабам образование. Но вообще, откуда, на хер, мне знать? Они никогда раньше не убивали за своих рабов.

Я вздохнул и отвернулся, снова глядя на нее. Она была такой маленькой и худой, и выглядела слабой и беззащитной, но меня не обманешь. Она совсем не слабая. Она могущественная, и она даже не знает, б…ь, какая у нее сила. Она опасна, но не знает, какую опасность несет. Она волк в овечьей шкуре… огромный гребаный волк, которого нужно остановить.

И я ненавидел ее и ощущал, как жажда крови во мне снова поднимает голову. Я безумно хотел обвинить людей, заставить их платить за свою боль. Я не сводил с нее взгляда, испытывая отвращение к каждой ее клеточке. Почему она вообще, черт побери, существует? Во сне она заворчала, переворачиваясь ко мне лицом, и начала бормотать. Я напрягся, когда услышал «простите меня», слетевшее с ее губ, гнев во мне вырос. Простите, б…ь?! Она не знает, что сделала со мной, она не знает, что забрала у моей семьи. Она даже не знает!

Я поднял оружие и направил на нее, целясь в голову и совершенно не колеблясь. Я нажал курок, даже не думая, и нахмурился от удивления, когда ничего не случилось. Ни громкого выстрела, ни раздирающих воплей, ни крови. Я смотрел на нее еще с минуту, пораженный, потому что оружие ни разу за жизнь меня не подводило. И тут только до меня дошло, что я только что, б…ь, сделал. Я нацелил сраное оружие на нее с твердым намерением убить, и не дай пистолет осечку, она бы уже была мертва. Я бы убил ее, даже не понимая, что я это делаю. Я настолько был подчинен своему гневу, что почти убил ребенка. Ребенка, ради которого погибла моя жена, пытаясь сохранить ей жизнь! Она не могла изменить ситуацию; у нее не было власти над тем, что произошло, или еще над чем-то. Она ничего не знает о внешнем мире, и я не уверен, что она когда-либо была за пределами собственности Свона. Я не могу винить ее и убивать. Не могу убить ребенка!

В шоке я несколько раз моргнул, испытывая крайнее отвращение и ненависть. Я был жалок, ничем не лучше самого Чарльза Свона-старшего. Я почти убил невинную девочку, и пусть она всего лишь рабыня, у нее есть мать, и моя жена, б…ь, любила ее! Я резко выдохнул и тут же прикрыл рукой рот, едва не уронив оружие. Я попятился назад от нее, отчаянно желая уйти отсюда. Я снова задел ногой книгу, и Изабелла заворочалась во сне, пробормотав «хозяин».